— Как насчет того, чтобы подвинуться поближе?

На ее лице промелькнуло подозрение. Наверное, я это заслужил.

— Только ради обнимашек.

— Обнимашек? — повторила она наконец с легким расслабляющим смешком.

— Грета так говорит.

Джемма подвинулась ко мне, и я обнял ее за талию, притягивая ближе. Она на мгновение напряглась, когда наши передние части прижались друг к другу, вероятно ожидая, что мой член пробьёт дыру в ее животе, но у меня было больше самообладания…по крайней мере, когда я этого хотел.

Она посмотрела вверх.

— Для тебя это, наверное, обычное дело, быть с девушкой в своей постели.

Быть в постели с девушкой, это точно. Но вот в какой?

— Ты единственная девушка, которая когда-либо была в моей постели.

— Серьезно?

— Да. Это мое место, и мне никогда не хотелось, чтобы кто-то вторгался в него.

— И вот теперь я здесь.

— Так и есть, — я убрал локон с ее лба. Я не возражал против ее присутствия здесь, совсем наоборот. Присутствие Джеммы не было похоже на вторжение в мое личное пространство. — Я хочу поцеловать тебя.

Джемма слегка кивнула, и я поцеловал ее рот, погрузившись внутрь. Ее глаза затрепетали, закрываясь, и я тоже закрыл свои, что делал редко, но, черт возьми, я просто хотел чувствовать. Джемма ощущалась прекрасно в моих объятиях. Ее тело сливалось с моим, наши ноги двигались ножницами, пока жар, исходящий от ее киски, казалось, не опалил мое бедро.

Моя ладонь прижалась к ее пояснице, испытывая искушение придвинуться еще ниже, и обхватить эти круглые ягодицы. Я хотел двинуться дальше, до самого конца, но больше всего мне хотелось доказать Джемме, что я уважаю ее решение. Если бы это было испытанием, я бы его не провалил.

Оторвавшись от поцелуя, губы Джеммы последовали за моим ртом, пока она не взяла себя в руки и не открыла глаза. В ее глазах я видел желание — ее тело практически кричало о большем, но если я и знал что-то о Джемме, так это то, что она могла быть чертовски упрямой, и очевидно, решила наказать меня за мой послужной список с другими женщинами.

Громко сглотнув, она убрала свою ногу с моей и оставила между нами пару сантиметров. Ее жар не угасал, а мой член пульсировал с каждым ударом моего сердца.

— На что будет похожа наша жизнь?

Об этом я тоже особо не задумывался. Вот уже долгое время мой распорядок дня оставался прежним. Утренняя тренировка, завтрак с кем-то из семьи, затем несколько визитов в рестораны и бары, которые платят за нашу защиту — смотреть, как они работают, чтобы убедиться, что они не забыли, кто их охранял. Встречи с моими братьями, разбирая работает ли Каморра хорошо, как смазанный двигатель. Боевая подготовка. Ужин с семьей, затем вечеринка и поиск траха на ночь. Принятие душа и повтор. В последние два месяца тоже, кроме чертовой части, привлекшей к еще одной вечерней тренировке, чтобы выпустить пар и заставившей меня еще больше разорваться.

— Я действительно хотела бы знать, о чем ты думаешь, — тихо сказала Джемма.

— Нет, не хотела бы, поверь мне.

Она обдумывала это некоторое время, позволяя мне рассмотреть ее лицо. Ее кожа была безупречна, каждый сантиметр ее тела был прекрасен. Мне действительно нравилось ее лицо без макияжа, когда в прошлом — с другими девушками — их утреннее лицо (если у меня было слишком сильное похмелье, чтобы исчезнуть сразу после секса) вызывало желание блевать.

— Кому ты доверяешь, Савио?

Ее глаза пытались проникнуть глубже, заглянуть за маску, которую я показывал людям.

Я выключил свет, потому что это достигло личного уровня, который я предпочитал обсуждать в темноте.

— Совершенно точно, моим братьям. Фабиано, конечно.

Даже Адамо. Он сильно изменился с тех пор, как провел год в Нью-Йорке, и кое-что из того дерьма, что он вытворял, ему удалось наверстать.

— Ты к ним обращаешься, когда тебе нужно поговорить?

Я никогда не разговаривал так, как это делала Джемма, даже с моими братьями. Я сам во всем разбирался. Юмор и сарказм были моим оружием против любых попыток моих братьев (особенно Нино) поговорить о некоторых вещах, через которые мы прошли в прошлом. В конце концов они сдались

Джемма ждала ответа.

— И все?

— Киара, в какой-то степени.

— Не Диего?

— В какой-то степени, но это другой уровень доверия, чем с семьей.

Для меня доверие было сознательным усилием. Я должен был позволить кому-то заслужить мое доверие. Я редко беспокоился об этом. Мы с братьями чуть не поплатились жизнью за то, что однажды, вернувшись в Штаты после убийства отца, доверились кому-то. Дружба была шаткой конструкцией, которая часто ломалась под тяжестью лучшей возможности.

— Разве он теперь не член семьи?

Ее голос был мягким, испытующим, но также сонным, и я надеялся, что она заснет прежде, чем сможет копнуть глубже.

— Так оно и есть. Еще ты.

Но все же, как может простой обет, свадьба, превратить людей в семью? Для этого требовалось нечто большее. Как и доверие, это требовало усилий. Фабиано превратился в семью, не имеющий общей крови с нами. Он отдал все, что мог предложить, убивал и проливал кровь за нас.

— Но не совсем. Пока еще нет, — прошептала она. — Ты когда-нибудь будешь доверять мне так же, как своим братьям?

Я хотел сказать да. Не хотел ей лгать. Тишина нависла над нами, как влажность воздуха перед летней грозой.

— Ты можешь мне доверять. Можешь говорить со мной обо всем.

Кончики пальцев коснулись моего запястья.

— Китти, тебе не кажется, что это достаточно серьезный разговор для нашей первой брачной ночи? Я не записывался на психологический сеанс.

Джемма напряглась.

— Ты совершенно прав. Ты хотел проникнуть в меня, не дав заглянуть мне в твою голову.

Разочарование росло в моей груди, но я подавил его. Вскоре тело Джеммы смягчилось, дыхание выровнялось.

Я выскользнул из постели и вышел из спальни. Вечеринка на улице уже утихла, но я держался подальше от сада, не желая встречаться с кем-то из гостей. Вместо этого я направился на кухню, чтобы взять сладкую закуску, единственную сладкую вещь, которую мне разрешат съесть сегодня ночью.

Я остановился, заметив Римо, прислонившегося к стойке с Невио на руках. Мальчик выглядел измученным, но явно отказывался спать. То, как он повис в руках моего брата, положив подбородок ему на плечо, говорило о том, что он долго не протянет. Когда он был полусонным, он был милым ребенком, но иногда ему удавалось вывести меня из себя,