Прошло всего полгода, и окраинные государства Советского Союза, в том числе Эстония, стали независимыми. Это произошло, как ни странно, мирным путем. Советский Союз, тем не менее, в каком-то смысле еще существовал, и в 1990 году Горбачев был избран его президентом. Годом позднее консервативное крыло захотело положить конец распаду государства и во главе с Янаевым захватило власть. А случилось это в день моего рождения 18 августа. Жалкая попытка, к счастью, закончилась быстро.

В первое время Эдуард поддерживал Ельцина многочисленными телеграммами, а когда Ельцина начали гнать из коммунистической партии, он даже написал ему подбадривающее письмо, о котором Ельцин упоминал в своих мемуарах: его поддерживала интеллигенция, в частности писатель Успенский… Уже такое, для Эдуарда совершенно исключительное, встревание в политику показывает, насколько важной он воспринимал новую ситуацию.

Политика значила для Эдуарда нечто очевидно личное, поскольку он оказался одним из многих под игом коммунизма, в числе считавшихся неугодными. С другой стороны, он постоянно противился властям предержащим.

Писатель Успенский поднаторел в написании писем высшему руководству, столько раз он уже направлял свои обращения в различные инстанции, в Союз писателей и в КГБ, — ведь эти права предоставлялись гражданину конституцией. Зато ответы он получал лишь иногда, хотя в конституции говорилось, что ответ должен даваться каждому в течение двух недель.

Вспоминая об этом, я расспрашиваю Эдуарда. Он по-прежнему очень хорошо помнит конституцию СССР — и пишет мне в конце сентября 2007 г.: «Обычно на письмо полагалось ответить в двухнедельный срок. Бывали исключения, если вопрос требовал больших дополнительных разъяснений.

Осуществление этих статей закона на практике, вообще говоря, не соблюдалось. Но существовала такая организация, как Народный контроль. Она не была под партийным надзором. И в ее задачу входило смотреть, чтобы конституция соблюдалась. И если партийный босс не отвечал мне в положенный срок, я писал в Народный контроль: «Вышло так и так, я написал в горком товарищу Будко и спросил о причине, почему мне запрещают выезд за границу. Прошло три недели, а он все еще молчит. Напомните ему, что хотя он большой начальник, у него тоже есть обязанность соблюдать советские законы».

Народный контроль действительно связался с Будко, и тот в конце концов что-то ответил».

Букву закона таким образом соблюли, но делам Эдуарда это, разумеется, не способствовало. Письма он тем не менее писал, он верил в силу слова.

Стремлениям Эдуарда посодействовал Горбачев, хотя и непреднамеренно и того не желая. Он пытался еще некоторое время удерживать Советский Союз, оставаясь его президентом, но тщетно. Россия не слушалась, под руководством Ельцина одно министерство СССР за другим становились министерствами Российской Федерации. Сумбурный период длился недолго, пока в декабре 1991 г. Советский Союз официально не прекратил свое существование. А Горбачев превратился в простого гражданина среди других подобных.

Кажется, что Советский Союз распался и в результате вот этих двух битв за власть.

Народ России наконец обрел свободу, а с ней и право выезжать за границу. Но едва оправившись от коммунизма, народ получил на свою голову вульгарный капитализм и, в придачу к нему, взрывообразную инфляцию. Народ страдал опять, российский народ всегда страдал от действий своих руководителей. Как страдает до сих пор. Ельцин начал первую чеченскую войну; а эту вторую даже Путин своими силовыми приказами не смог довести до конца. Ельцинские проблемы с пьянством и его безалаберность становились все более очевидными; «сарафанное радио» было в курсе всего. В конечном счете, Ельцин был всего лишь марионеткой, руками и ногами которого шевелили другие, дергая за ниточки — тонкие и казавшиеся им самим незаметными.

В 1993 году началась приватизация собственности, и она тоже замечательно удалась с точки зрения партийной верхушки: выданные народу ваучеры в итоге оказались в руках у спекулянтов (зачастую именно бывших коммунистических боссов). Они быстро стали непостижимо богатыми и сильными мира сего — олигархами; особенно те, кто захватил контроль над природными ресурсами, прежде всего газом и нефтью.

Народ получал за проданные им ваучеры бутылку-другую водки, выпивал ее, и сразу же следовало похмелье. От него до сих пор еще не оправились.

2

Моя переписка с Эдуардом в 1990-е гг. все время была оживленной. Переворот советского мира, его распад и исчезновение его осколков словно без следа дало частным людям простор для передвижения и свободу, о которой можно было только мечтать. Для Эдуарда, упорного предпринимателя до сих пор, эти общественные перемены означали возможность опять публиковать книги. Он вдруг оказался в ситуации, в которой самые причудливые издательства (новые появлялись как грибы после дождя) обращались к нему, желая получить от него права на публикацию текстов. Пиши для нас, пиши что угодно и о чем угодно и получишь пачку денег! А когда Эдуард колебался, цена тут же повышалась: нет, мы дадим две пачки, и сразу, да еще и чистым налом!

Вначале это, должно быть, казалось сказкой, которую даже он сам никогда всерьез не стал бы писать.

Все и на самом деле обстояло иначе. В своем забавном и при этом немного грустном (Эдуард верен себе) письме в начале января 1996 года он рассказывает о новом этапе в своей жизни. Он начинает со своих приключений в Санкт-Петербурге, со встречи с Мартти. А затем описывает концерт, в котором выступал перед полным залом (зал вмещал две с половиной тысячи человек).

Эдуард вел радиопередачу под названием «В нашу гавань заходили корабли»; к тому моменту она делалась уже года три. Название было строчкой из песни, которую пели в пионерских лагерях и студенческих отрядах в юности Эдуарда. Когда мы имели в виду эту передачу, то говорили просто «Гавань».

«Гавань» процветала. Она получала от слушателей все новые, унаследованные от царского времени и забытые, то есть запрещенные коммунистической властью как слишком буржуазные песни, прежде любимые народом. Опять выкапывались откуда-то ноты, их изучали и песни исполнялись. Вскоре на передачу стали приходить разные знаменитости, которые интерпретировали любимые мелодии в своем стиле. Народу передача понравилась так, что ее перенесли на телевидение, где под свет софитов приходил петь даже Горбачев. Так эти двое познакомились.

Когда осенью 2007 года об Эдуарде делали программу к 70-летию для телевидения, интервьюировали и Горбачева. Тот сказал, что завидует Эдуарду, который как писатель мог говорить свободно, самовыражаться честно, а он как политик этого делать не мог.

Меня тоже просили исполнить в «Гавани» «Уральскую рябину» по-русски, мой единственный коронный номер, но я был еще в своем уме и отказался. В конце концов, передача стала такой популярной даже по официальному рейтингу, что в путинское время ей пришлось сначала искать все более никудышные (свободные) телеканалы, а затем уже не приходилось искать и их. Свободные каналы как-то просто исчезли. Это потому, что в промежутках между песнями исполнители говорили и об обществе, и иногда высказывались от всего сердца.