– Ну и под ночь уже – развод сыскных, этим-то самое милое дело ночью шлёндать. Ну а как с разводами кончилось, тут и наш черед настал – я подметаю да грязь вывожу, гильзы стреляные, ежели что, тут ребята стены подштукатурят или побелят, вот так мы – вечерами работаем. Днем-то тут растопчут, да.

– А вчера вечером кто тут, кроме вас, штукатурил или белил?

– Стену главного здания штукатурили, было дело, – дворник степенно показал на кусок стены над зарешеченными окошечками. – Недавно совсем штукатурили, и опять, значит. Ну а что – здание старое, штукатурка сыплется.

– А кто штукатурил? Не знакомый ли ваш?

– Э, нет, барин! Я их и не знал никогда, штукатуров-то, они каждый раз новые. Это мы, дворники, к участку прикреплены и ни ногой отсюда. А штукатуры, наоборот, ходят по городу – каждый раз в разные места, куда надо в общем.

– А как выглядел тот штукатур?

– Длинный такой, с усишками. Рожа полотенцем перемотана, наверное, зуб болит. Ну он и работал-то всего ничего, часу не прошло – его и след простыл.

– А кто заказ дает, чтобы эти штукатуры пришли?

– Да Иван Лукич Жучков, наш помощник казначея. Он как раз всем хозяйством и ведает. Вон, его в кабинете большом видать. Вон – окошко его.

Поблагодарив дворника, Родин кинулся в общий кабинет полицейской части и подошел к седоусому помощнику казначея.

– Здравия желаю, Иван Лукич, – сказал он.

– И вам не хворать, – ответил Жучков, приподнимаясь. Его лицо пересекал багровый шрам от сабельного удара.

– Скажите, а откуда вы берете, положим, штукатуров, если стену надо подлатать?

Жучков неспешно вынул из ящика стола пухлую ученическую тетрадь и раскрыл на одному ему ведомой странице.

– У нас шестеро подрядчиков, – он ткнул заскорузлым пальцем на убористо написанные строчки, – Мафасуилов, Биденко, Джебраилов…

– Не надо их перечислять, – прервал его Родин, – просто расскажите мне систему.

– Штукатурными работами ведают у нас Биденко и Дворянчиков. Я их обычно использую по очереди, чтобы не возгордились. Чтоб знали: если чего не так – мигом с другим буду работать. Они ко мне обычно приходят в конце недели и спрашивают, не надо ли чего, я им заказы и даю. Если что срочное – посылаю кого-нибудь к ним в контору. Они приходят, работают, делают что надо, потом я проверяю, пишем акт приемки, и я его потом через кассу оплачиваю.

– А вчера кто из них работал? Стенку штукатурил?

– Э-э… Какую стенку?

– А вот эту! – Родин показал пальцем. – Прямо над решетками!

– Да вроде никто… – замялся Жучков. – Они ж ту стенку еще третьего дня штукатурили, да еще и побелили.

– Иван Лукич, вчера видели высокого рабочего с усиками, и он штукатурил эту стену. Кто это мог быть? Как его тогда пропустили на двор? – спросил Родин, хотя ему уже было отлично ясно, что ответит Жучков.

– А чего ж не пустить? Дежурный их всегда пускает, чтобы меня лишний раз не дергать. Кто был – я не знаю, только одно скажу. Раз я акт приемки не подписал, значит, и оплаты им не видать, вот как! – После этого он показал на статью в газете. – Надоело мне тут, на штабной работе. Сил нет с этими подрядчиками возиться. Вон пишут, япошки зашевелились. Манчжурию им, вишь ты, подавай. Скорей бы война, я сразу на передовую… надерем косоглазым под хвостом…

– Нам еще повоевать придется, – улыбнулся Родин, проглядывая крикливую статью о прогнозируемом разгроме устаревшей и слабовооруженной японской армии.

Тут в кабинет вошел дежурный и доложил:

– Георгий Иванович, там коляску подали. И письмо, письмо вам из дома. Сказали срочно прочесть, уж четвертый день у дежурного лежит.

Родин попрощался и пошел вниз. Когда он проходил мимо открытой двери кабинета Мамонтова, то услышал:

– До свидания, Георгий Иванович, и прошу вас подумать над моим предложением!

* * *

Я ухожу, Георгий. Была уверена, что, приехав из Крыма, ты поедешь сперва в управление полиции, а не ко мне, так что отправила письмо туда.

В общем это все, что я хотела тебе сказать. Но ты, я знаю, захотел бы объясниться. Изволь. Я знаю, что ты найдешь «Зеркало шайтана» и счастье со спокойной девушкой из хорошей семьи. Вроде Полиньки. Или еще кого-нибудь. Она ничем не запятнает твоей репутации, и дом будет в надежных руках. А из путешествий тебя будут встречать румяные дети и горячий ужин. Все происходит так, как и должно, Георгий. Ты любишь мир и жаждешь его открывать. Я ищу, где от него закрыться. Нам в разные стороны. Я уезжаю на Гаити. Туда, где ничего не происходит. Писать картины и смотреть на океан. Быть одной. Откуда деньги? – слышу я твой практичный вопрос. У меня есть поклонник. Московский купец. Он очень богат и очень похотлив. Надеюсь, и столь же щедр. Впрочем, подробности моей личной жизни тебя больше не касаются. А вообще, это все не важно. Прощай. Л.

Полицейская коляска быстро домчала Родина до заставы на Саратовский тракт, и вскоре перед ним весело заскакали бескрайние поля с зеленеющими озимыми. Коляска догнала мирно плетущийся экипаж, в котором Георгий увидел увлеченно беседующих Виталия Кузьмича Савостьянова вместе с Полинькой.

– Любезный, останови-ка здесь! – попросил он фельдфебеля, а после вышел и учтиво стоял с приподнятой шляпой, пока коляска Савостьяновых не остановилась прямо перед ним.

– Милейший Георгий Иванович! – улыбнулся пожилой ботаник. – Прошу вас к нам в экипаж.

Родин влез, поцеловал руку Полиньки и уселся на скрипучее кожаное сиденье напротив нее. Савостьянов сел на козлы рядом с кучером, и экипаж понесся куда быстрее. На Родина вдруг опять навалилось тяжелое и едкое чувство того, что все не складывается, не клеится…

– …Максим совсем расхворался после этих своих ранений, и мы все вместе с папой и Юленькой едем на воды в Крыницу… Георгий Иванович, вы меня совсем не слушаете!

– А? Да нет же, Полина Витальевна, слушаю!

– Ах, слушаете? Тогда о чем я сейчас говорила?

– Э-э-э… Что Максим приедет в отпуск… Максим – это ж ваш брат! Он ведь служил мичманом на владивостокском крейсере, испытывал снаряды, и его ранило, и дали Георгия за отчанную храбрость…

– Георгий Иванович! Ведь я вам это все только что рассказывала! Значит, вы меня совсем не слушали?

– Слушал, как же не слушал-с…

– Ну вот. Там, в Польше, есть такое местечко – Крыницы, и вот там у папы знакомый поляк содержит миленький семейный отель. И мы собираемся…

Тут внимание Родина опять некстати переключилось на сверток, лежащий рядом с Полинькой. Скорее всего, там были шокинские пирожки в упаковке из оберточной бумаги. А чтобы не вытекла вишенная начинка, расторопный приказчик обмотал все это свежей газетой, а сверху перехватил бечевкой. На боку у аппетитного свертка, где располагалась первая полоса газеты, Георгий прочитал: