Когда Варанова освобождали в зале суда, первое время он совершенно не понимал, что происходит. Не доходили до его понимания ни содержание замысловатого текста ходатайства следователя, ни его последние строки. Что значит – отменить? – думал Кеша, когда перед его носом распахивал калитку клетки конвоир-прапорщик. В штрафной изолятор, что ли?

– Ты там долго стоять будешь? – спросил прапорщик, глядя на окаменевшего бывшего арестанта. – У меня обед, между прочим, через пять минут.

Варанов бросил взгляд на Кряжина. Тот молча укладывал в папку бумаги, выглядел бодро и никакого внимания на человека, которого еще вчера подозревал в зверском убийстве, не обращал. И тогда Варанов решился. Сделал шаг наружу, другой, третий. Вышел и остановился. Получил легкий тычок в спину от конвоира, которому по-прежнему мешал закрыть дверь, и оказался у другой двери. У той, что вела в коридор, а, значит, на волю.

Прапорщик с калиткой управился, попрощался с Иваном Дмитриевичем и стал поправлять пояс со своими примочками: наручники, палка, баллон, ключи какие-то...

Кеша завел руки за спину и услышал в спину: «Расслабься, окурок». И Варанов расслабился. Рывком убрал из-за спины руки, подумал и медленно направился к двери.

– Иннокентий Игнатьевич, – негромко проговорил Кряжин. Он закончил укладку и теперь стоял за спиной бродяги, как фантом. – Пойдемте пройдемся.

Прошлись они по коридору суда, по ступеням крыльца, с него ведущих, по улице, до самой «Волги». Вид у Варанова до сих пор подтверждал его полное оцепенение и ступор. Кряжин скользнул по нему взглядом и вдруг сказал:

– Варанов, объясните мне одну вещь, которую я до сих пор не могу понять. Почему вам вдруг пришла в голову мысль о том, что за вексель терции суммой долгового обязательства в двести сорок миллионов рублей можно купить бутылку водки? Вексель терции, это ведь такое долговое обязательство, реализовать которое невозможно без присутствия дебитора. Вот если бы это была вексельная грация...

Внутри Иннокентия Игнатьевича что-то произошло, провернулось, он вышел из состояния анабиоза и чуть нахмурился.

– При чем здесь вексельная грация? Вексельная грация – это установленная отсрочка уплаты по векселю. А насчет терции вы опять не правы. Это третий экземпляр переводного векселя, дающий бесспорное право требовать с должника уплаты. А что в магазин с векселем пошел... Вам не понять, Иван Дмитриевич, что такое похмелье.

– Ну, да ладно, – было видно, с каким трудом давалась Кряжину спокойная речь. – Куда собираетесь сейчас?

Варанов пожал плечами.

– Наверное, на Арбат. У вас нет лишних десяти рублей на метро?

– Вот вам мой телефон, Варанов, – вместе с десяткой Кряжин протянул Кеше визитку. – Вы один из свидетелей по делу, и освобождены вы по моей инициативе лишь по той причине, что под стражу вы были заключены по подозрению в убийстве. А освобождены, потому как ваша непричастность к нему доказана. Тем не менее, если вы не будете мне звонить каждый день и отмечать свое присутствие, я буду вынужден снова водворить вас под стражу, основываясь на том, что вы совершили кражу и при этом не имеете регистрации.

– Так никто ведь не заявил кражу? – виновато возмутился Варанов. – Потерпевшего нет.

– Пока нет. Но вот если наследница Оресьева, его вдова, вдруг вникнет в суть проблемы и поймет, что у ее мужа в кошельке было пять тысяч долларов, а теперь у нее их нет, потерпевшего я вам гарантирую. Каждый день звонить, Варанов. В двенадцать часов, понял?

Иван Дмитриевич приехал в прокуратуру со странным ощущением. Вошел в кабинет, быстро закончил телефонный разговор с Молибогой, который в окно увидел возвращение следователя, и разложил на столе бумаги. Что-то не увязывалось. Что именно, Кряжин понять не мог. Подумав, он снял с телефона трубку.

– Сотников?.. Виктор Кузьмич, я тебя хотел спросить о Смайлове. Откуда он к тебе пришел?

Сотников покашлял (весь МУР знал, что у начальника подозрение на астму, знал и Кряжин) и осторожно вздохнул. Оказывается, до МУРа Смайлов работал старшим опером в отделе внутренних дел в Реутово. Перспективный малый был, высокие показатели раскрытия, широкая агентурная сеть.

– С этой характеристикой он ко мне пришел, и сейчас я могу подтвердить каждую строчку той характеристики. Прости за банальность, Иван Дмитриевич, но я действительно не понимаю, что с ним произошло. Никто не понимает... Брат его сегодня приходил, плакал. Интересовался, можно ли машину Игоря со стоянки ГУВД забрать, чтобы на свою стоянку поставить. Спрашивал, как так получилось, а я никому ничего объяснить не могу. Иван Дмитриевич... мы не нарубили дров?

– Ладно, спасибо, я перезвоню, – как можно решительнее отрезал следователь. Тот тоже на Верку Париж-Дакар валил, что она дров нарубила... Братья-стоянщики, коллеги... Всему свое время. Объяснениям – тоже.

Реутово... Кряжин с досадой на свою память растер подбородок, почувствовав, как скрипнула щетина. Последний раз он брился утром, в Тернове, по прилете сразу приехал в прокуратуру и сейчас напоминал командированного, прибывшего домой. С той лишь разницей, что вместо дома с изменщицей женой Кряжин опять прибыл на работу с ее неизменными требованиями.

Реутово... Кряжин зацепил взглядом листы, принесенные Молибогой, и подтянул их к себе. Ивану Дмитриевичу нужно было отвлечься, сосредоточиться на Реутове, и он, чтобы сконцентрировать память, стал медленно, не вчитываясь, перебирать листы.

«Реутово, Реутово... Вспоминай, Ваня, нужно вспомнить. Ты слышал о Реутове совсем недавно. Может быть, сегодня слышал... Может, разговор с кем был? – Кряжин стал проворачивать сегодняшнее утро мелкими эпизодами. – Нет, разговора не было... Что это? А, справка из кожно-венерологического диспансера...Я делал запрос в Реутово? Зачем бы я его делал? Оресьев с Реутово никак не связан... Смагин что-то говорил? Мы с ним говорили о Тернове, исключительно о Тернове и его свежем воздухе... Это что? Ага, характеристика из Саратова. Хороший учитель был Варанов. Вон, к творчеству Ремарка студентов приучал... Интересно, эти характеристикодатели соображают, что мне это до фонаря? Реутово...»

Он осекся. В его мозгу молнией пробежал электрический ток. Но не поразил его, а, словно медицинский электрошок, заставил сердце и разум заработать в усиленном режиме. Иван Дмитриевич уже знал, что за лист возьмет сейчас, но пока совершенно не понимал, почему это для него важно. Кряжин стал медленно вытягивать из принесенной Молибогой стопки листок. Он только что держал его в руках. Только что...

Вот он! Справка из Новосибирского кожно-венерологического диспансера. Забавно, на угловом штампе так и значится: «НКВД»...

Документ от пятнадцатого сентября двухтысячного года. «...При обращении в диспансер гражданина Варанова с жалобами на боль при мочеиспускании, у него были взяты анализы крови и мочи... В результате проведенных тестов по проф. Бражникову в крови Варанова И.И. обнаружен вирус синдрома прибретенного иммунодефицита (СПИД)... 15.09.2000 г. Варанов И.И. был поставлен на учет, как носитель. Глав. врач Новос. кожн.-венер. дисп. Савельева К.Н. 20.06.04 г.». Подпись, печать.