Из отдела следователь Генеральной прокуратуры выходил на ватных ногах. Такой схемы он не встречал ни разу за двадцать лет работы, и потому было досадно за свою недогадливость. Он шел верной дорогой, казалось, еще шаг, и все встанет на свои места. Шаг он сделал и вдруг понял, что это был шаг назад.

На стоянке перед отделом водитель Генпрокуратуры Виктор Петрович занимался несвойственным для такого рода должности делом. Он соединял провода зажигания «Волги» вручную и глухо матерился.

– Опять жена ключи в другие брюки переложила? – спросил Кряжин, тяжело опускаясь на переднее сиденье.

– Понимаешь, Дмитриевич, в чем дело... – Виктору Петровичу было шестьдесят, генеральных прокуроров за тридцать лет езды по Москве он повидал немало, следователей и того больше, поэтому по отчеству обращался ко всем, кроме Генерального и Ельца. Генеральный – святое, а Елец в отместку мог придумать пакость и испортить пенсию. – Скажу, как своему. Я иногда машину домой беру и ставлю на стоянке. Приезжаю поздно, все места заняты, а потому отдаю стоянщику ключи, чтобы тот ночью, когда люди машины выгонять начнут, смог переставить ее подальше от выезда.

Кряжин для всех был свой. Нет, не рубаха-парень, с которым по-простецки можно было обсудить баб и выпить по чарке. Просто всем было известно, что Ивану Дмитриевичу можно говорить все, без опаски обратить сказанное против себя. Вся информация в Кряжине умирала, поэтому с ним делились самым сокровенным, оттого ситуацией в прокуратуре он владел лучше всех.

– Ключ от машины один, и стоянщик мне его утром отдал вместе с брелоком. Понятно, что и до той минуты, когда ты в отдел входил, ключ тоже был у меня. Иначе (он по привычке сделал ударение на первой букве) мы бы просто не доехали. Сейчас отошел к киоску сигарет купить – по карманам – бац! – а ключей нету. Теперь придется за свой счет новый замок ставить.

– А ты не боишься стоянщикам ключи отдавать? – поинтересовался Иван Дмитриевич, поднимая с полика и отдавая водителю искомые ключи.

– Вот черт! – странно как-то обрадовался Петрович. И так же странно продолжил: – А чего бояться? Родня мне владелец. Шурин. Потому и стоянщики свои. Опять ж, бесплатно ставлю...

Мотор взревел, и Кряжин вдруг схватился рукой за руль.

– Ты чего? – изумился Петрович.

– Ты приезжаешь на стоянку поздно вечером, – потрясывая перед собой пальцем, как незрячий, пробормотал Кряжин. – Стоянка забита, и поэтому ты ставишь машину в проход, лишь бы вошла.

– Правильно, – подтвердил водитель.

– Потом отдаешь ключи стоянщику, уходишь домой, после чего до самого утра не видишь ни ключей, ни машины. Утром приходишь, твоя машина уже стоит в ряду, ее поставил туда стоянщик?

– Верно...

– Забираешь у стоянщика ключи и уезжаешь. Я все правильно понял?

– Дмитрич, не сгуби...

Кряжин убрал руку с руля и почесал висок.

– И черта с два твою машину кто тронет, потом как всем известно, что владелец стоянки – твой шурин.

– Конечно! Я и говорю. Но если Генеральный...

– Зато, если ты не зять владельца, тогда стоянщик может взять твою машину, чтобы съездить, к примеру, за презервативами, пока евонная баба сторожит транспорт. Резина для автомобилистов – главное дело.

Ничего не понимающий в следственной философии Петрович сокрушался и утверждал, что уже десять лет ставит машину куда хочет, и никто ее все эти годы не трогал. Уже расстраивался по поводу своих неуместных откровений и просил никому не говорить о казусе с ключами, который с ним приключился, как и о форме ночного хранения служебного автомобиля.

– Да не волнуйся ты, отец! – рассмеялся вдруг Кряжин и похлопал его по плечу. – Разве я когда сдавал своих?

Не сдавал. И Петрович, успокоившись, включил передачу.

– Ты отдал брату Смайлова машину? – первым делом спросил Иван Дмитриевич Сотникова.

– Через час должен подъехать, – проговорила трубка. – Пусть забирает, документы у него в порядке, супруга Смайлова его полномочия подтверждает.

– Так вот, не отдавай без меня, – попросил Иван Дмитриевич. – Я через сорок минут буду.

На Петровке Кряжин был уже через полчаса, а Смагин в очередной раз не успел его поймать на Большой Дмитровке. Егор Викторович весь день принимал сообщения от подчиненных: «Кряжин вошел в прокуратуру», «Кряжин идет по коридору», «Кряжин у Любомирова», пытался перехватить следователя и всякий раз не успевал. Под конец рабочего дня у него уже почти окончательно сформировалось мнение о том, что Кряжин устроил себе выходной, а группа лиц, состоящая из старших следователей по особо важным делам, его прикрывает. К шестнадцати часам к нему зашел Елец и сообщил, что Иван Дмитриевич убыл на Петровку.

– Вы сами его видели? Своими глазами?

– Нет, – признался Елец. И тут же поймал тему: – А что, он мог поехать не в МУР?

Зная, что через четверть часа эта тема перетечет в кабинет Генерального, Смагин взял на душу грех:

– Нет, просто я попросил его поспешить, и хочу убедиться, что он так и сделал.

А Кряжин действительно был в МУРе. Прошел к Сотникову, пожал ему руку и уселся за его длинный, видавший сотни оперативных локтей стол. Через несколько минут Виктору Кузьмичу позвонил Гариков, еще не отошедший от обиды, и вяло сообщил, что пришел брат Смайлова. Хочет забрать машину, а поскольку Сотников велел без него ключи не давать, он и звонит. Так отдавать или не отдавать?

– Пусть поднимется, – велел Сотников.

Брат Игоря Смайлова оказался молодым человеком, удивительно похожим на своего старшего брата. Единственное, что его отличало от убитого сыскаря, это более развязная манера одеваться. Цветастая рубашка поверх белых брюк (брюк, смятых сзади, но не вытянувшихся на коленях – Кряжин отметил это сразу, как основание полагать, что прибывший в МУР молодой человек привык находиться за рулем), летние сандалии без пят и кожаная барсетка под мышкой.

– Можно?

«Приехал на машине за машиной, – стал соображать Кряжин, – значит, перед входом есть тачка с еще минимум одним человеком. На две машины одного седалища явно не хватит. Ничуть не волнуется, словно прибыл не в здание уголовного розыска, а в сберкассу».

– Я насчет машины. Смайлов. Брат.

По его мнению, этим полностью исчерпывалась проблема.

– Скажи, в чем правда, брат? – бросил из-за стола Кряжин.

– Не понял, – нахмурившись, пробасил пришелец.

– Я спрашиваю, в чем правда? Вы вот, молодой человек, за машиной пришли, а кто «восьмерку» хозяину возвращать будет? – и следователь доходчиво объяснил, что, когда Игорь Смайлов двенадцатого июня брал со стоянки чужую красную «восьмерку», поставить ее на место он не удосужился. Когда же речь заходит о его машине, то в этом случае все происходит оперативно. Вот в этом, по мнению Кряжина, и крылась правда. В двойных стандартах.