Понимая, что бедствия приняли угрожающий характер, правитель города решил обратиться к небу. Ранним утром он отправился за город и здесь, на открытой поляне, опустившись на колени, взмолился перед небом о прекращении бедствий, ниспосланных на город. «Я знаю, что я повинен в этом, — молился чиновник, — ибо я дурно управлял городом. Несчастья, постигшие его теперь, служат возмездием за мои грехи. Сердце мое разрывается от печали, и я молю небо послать наказание мне, но пусть невинные будут спасены». Небо отнюдь не избавило несчастных горожан от страданий, но начальник счел свой долг исполненным.

Возложенные на местного чиновника обязанности жреца и «официального представителя населения» перед божеством и духами позволяли ему в случае какого-либо неблагоприятного события сослаться на вмешательство силы небесной и свалить на духов вину за беспорядки и различные злоупотребления.

И все же среди правителей Срединного государства и конфуциански воспитанной интеллигенции находились люди, которые искренне стремились облегчить страдания китайского народа.

В китайском народе большой популярностью пользовался высокопоставленный чиновник Хай Жуй, который жил в годы правления императора Шицзуня при Минской династии (1522–1566). Он был известен как защитник народа, покровитель угнетенных и обиженных. Вступив в должность военного губернатора области Интянь в 1569 г., Хай Жуй хотел справедливо решить вопрос о земельных наделах крестьян и отторгнуть те земли помещиков, которые они захватили у бедняков.

В феодальном Китае обычной формой взаимоотношений между императором и чиновниками было письменное обращение, поэтому Хай Жуй направил императору Шицзуню послание, в котором осмелился высказать резкие упреки. Он писал, что государь запустил дела страны, тратит время на бессмысленные мечтания о том, как обрести эликсир бессмертия. «Вы стали несправедливы, — писал Хай Жуй императору. — Только себя считаете правым, не прислушиваетесь к наставлениям, ваших ошибок слишком много».

Хай Жуй знал, что его прямота вызовет гнев императора, и, предвидя свою участь, заранее приобрел гроб. Император действительно рассвирепел и повелел немедленно догнать и казнить дерзкого человека. Когда же ему доложили, что Хай Жуй не помышляет о бегстве, император смертный приговор заменил пожизненным заключением. Легенда о честном и принципиальном чиновнике Хай Жуе получила широкое распространение в народе.

В первой половине XIX в. другой видный представитель прогрессивной части китайского чиновничества, Линь Цзэсюй, возглавил борьбу против распространения опиума в Китае. В 1757 г. английская Ост-Индская компания захватила в Индии районы, производящие опиум, и стала продавать его в Китае. В обмен на опиум английские купцы скупали у китайцев шелк-сырец, чайный лист и серебро. Строгие указы маньчжурского правительства о запрете ввоза опиума не возымели действия. В одном лишь 1835 году было зарегистрировано два миллиона человек, куривших опиум, ввезенный иностранцами. К этой отраве пристрастились различные слои населения: маньчжурская знать, чиновники, евнухи, военнослужащие маньчжурских войск, помещики и даже монахи. Жизнь курильщиков опиума целиком и полностью оказалась во власти английских торговцев наркотиком.

В 1838 г., будучи наместником провинций Хунань и Хубэй, а затем высокопоставленным чиновником в провинции Гуандун, Линь Цзэсюй развернул кампанию по обнаружению и конфискации опиума: было изъято 5500 опиекурильных трубок и 12 000 лянов сырого опиума.

В обращении к населению Линь Цзэсюй писал:

В истории борьбы против распространения опиума в Китае имя Линь Цззсюя занимает одно из первых мест. Решительные действия против торговцев этим ядом снискали ему уважение китайского народа.

Беспощадным обличителем антинародного маньчжурского господства был Тань Сытун, видный участник реформаторского движения в Китае (1898 г.), способный и образованный чиновник, назначенный секретарем Верховного императорского совета в Пекине. Его политические взгляды были изложены в книге «Жэнь сюэ» («Учение о гуманности»), в которой разоблачалась антинародная политика маньчжурских правителей. Последних он называл самыми грубыми и свирепыми иноземными завоевателями, когда-либо вторгавшимися в пределы Китая.

* * *

Мы показали, к каким жестоким мерам прибегали чиновники, чтобы держать в повиновении обездоленных людей.

Продажность, лицемерие, цинизм, жестокость, презрение к трудящимся правящая верхушка прикрывала бесконечными рассуждениями о долге, человеколюбии и высокой нравственности, о честности и неподкупности. Чиновник мог приказать до смерти забить палками невинного человека и одновременно разглагольствовать о справедливости и братстве, цитируя конфуцианские изречения. Он мог присвоить деньги, предназначенные для голодающих, и тут же с сокрушенным видом рассказывать о несчастье, вызванном опустошительным наводнением, сокрушаться о горькой доле бездомных, пострадавших от необузданной стихии. Такими были большинство чиновников династии Цин, составляющих опору режима и костяк всего административного аппарата.

С детства китайцу внушалась мысль о том, что в «большой семье» отеческая власть принадлежит императору, а в «малой», членом которой он состоит, — главе семьи. Отец считался «представителем» императора, и нарушение домашних устоев рассматривалось как нарушение устоев государственных. Вся старая китайская нравственность строилась на сыновнем благочестии, на общественной обязанности сына служить отцу. Если все подданные государства должны были безропотно повиноваться императору, то все члены семьи — ее главе. «Для императора на его престоле и для простого рабочего в его хижине, — писал в начале XX в. П. Лоуэль в книге „Душа Дальнего Востока“, — все держится на идее семейного родства. Империя представляет собой одну большую семью, семья является маленьким государством».

Китайская семья складывалась как большая община, состоявшая из пяти, шести и более малых патриархальных семей. Она вела общее хозяйство: в деревне все члены семьи трудились на общей земле; в городе, как правило, мужчины занимались одним и тем же ремеслом.

Как выглядела китайская деревня? В Северном Китае это было компактное поселение, состоявшее из глинобитных приземистых домов (фанцзы) с соломенными крышами, внешне мало чем отличавшихся друг от друга. Огражденных домов почти не было. Рядом с пристройками для домашних животных возвышалась куча сухого гаоляна, который обычно использовался на топливо и как корм для скота.

В оконные рамы вместо стекла вставлялась бумага, разрывавшаяся на клочки при сильном ветре. Повсюду зияли щели. Внутреннее устройство дома отличалось простотой: земляной пол, а вместо мебели вдоль стен устроено глиняное спальное ложе (кан), которое днем заменяет сиденья. Открывая дверь такого крестьянского дома, вы сразу попадаете в кухню. К ней примыкают одна или две жилые комнаты. В углу кухни сложена небольшая печь с котлом для приготовления пищи. Печь соединена дымоходом с каном, поэтому тепло, проходя по дымоходу, обогревает одновременно и кан, и комнату.