Когда Себастьян пришел в галерею Агню третий раз менее чем за неделю, он не планировал надолго задерживаться там – только лишь забрать картину Джессики. Он мог это сделать еще в тот вечер, когда его привозила сюда полиция, но был тогда слишком отвлечен и расстроен мыслью об аресте Сэм.

На этот раз ему вновь пришлось отвлечься, но отвлекли его не мысли о спасении попавшей в беду девушки. Его пленили выставленные в галерее произведения искусства. Он задержался полюбоваться «Мадонной с розой» Рафаэля, которая по воле случая принадлежала ему несколько часов, и попытался представить, что бы он чувствовал, выписывая чек на сто тысяч фунтов стерлингов, зная, что тот не будет принят к оплате.

Его позабавил ценник на «Мыслителе» Родена – сто пятьдесят фунтов. Себастьян отлично помнил, когда Диего приобрел его на аукционе в «Сотби» за сто двадцать тысяч, рекордную сумму за все времена. Но в тот день дон Педро пребывал в плену иллюзий, будто в пьедестале статуи спрятаны восемь миллионов фунтов стерлингов поддельными пятифунтовыми купюрами. Тогда-то и начались все беды Себастьяна.

– C возвращением, мистер Клифтон.

– Боюсь, я опять отличился. Забыл забрать картину моей сестры.

– Так и есть. Я только что попросил мою помощницу сходить за ней.

– Спасибо, сэр.

Появилась сменившая Сэм помощница с большим свертком в руках и отдала его мистеру Агню. Он пару секунд изучал бирку, прежде чем передать картину Себастьяну.

– Будем надеяться, на этот раз не Рембрандт, – не удержался от улыбки Себастьян.

Но никто не улыбнулся ему в ответ.

– Не забудьте о нашем уговоре, – лишь сказал ему Агню.

– А если я не продам картину, но подарю ее кому-нибудь, нарушу ли я наш договор?

– Кому вы планируете подарить ее?

– Сэм. Таким образом извиниться перед ней.

– Не возражаю. Как и вы, я полагаю, что мисс Салливан никогда не решится продать ее.

– Спасибо, сэр, – ответил Себастьян и взглянул на Рафаэля. – Когда-нибудь я куплю эту картину.

– Надеюсь, – сказал Агню. – Ведь именно так мы и зарабатываем.

Когда Себастьян покинул галерею, был такой приятный вечер, что он решил прогуляться до Пимлико и вручить Сэм тот самый «поживем-увидим» презент. По пути через Сент-Джеймс-парк ему пришла на память утренняя поездка в Гримсби. Ему понравился мистер Бингэм. Понравилась его фабрика. Понравились рабочие. И все то, что Седрик назвал «настоящие люди занимаются настоящей работой».

За пять минут мистер Бингэм подписал все сертификаты на передачу акций, и еще полчаса оба наслаждались самой лучшей на свете рыбой с жареной картошкой, поданной на выпуске «Гримсби ивнинг телеграф». Перед самым отъездом Себа мистер Бингэм подарил ему баночку рыбного паштета и предложил остаться на ночь в Мейблторп-Холле.

– Вы очень добры, сэр, но мистер Хардкасл просил, чтобы сертификаты были у него на столе к концу рабочего дня.

– Это понятно, однако у меня такое чувство, что мы с вами будем видеться чаще, поскольку я теперь состою в совете директоров «Пароходства Баррингтонов».

– Вы будете членом совета, сэр?

– Это долгая история. Как-нибудь расскажу все – когда узнаю тебя получше.

Именно в этот момент Себастьян понял, что Боб Бингэм и есть тот таинственный незнакомец, имя которого нельзя упоминать до завершения сделки.

Ему не терпелось вручить Сэм подарок. Подойдя к многоквартирному дому, он открыл входную дверь ключом, который она дала ему в то утро.

Человек, прятавшийся в тени дома напротив, записал адрес. Поскольку Клифтон вошел со своим ключом, наблюдавший решил, что именно здесь Клифтон и живет. За обедом он сообщит отцу, кто купил акции Баррингтонов, название йоркширского банка, который провел транзакцию, и адрес проживания Себастьяна Клифтона. И даже его меню на ланч. Он поймал такси и попросил отвезти на Итон-сквер.

– Стой! – вдруг крикнул Луис, когда заметил мальчишку – разносчика газет.

Он выскочил из такси, перебежал улицу и купил выпуск «Лондон ивнинг ньюс». Увидел заголовок «Женщина в коме после прыжка с „Ночного шотландца“» и с улыбкой забрался обратно в такси. Приказы отца исправно выполняются.

38

В среду вечером

Секретарь кабинета министров проанализировал все комбинации и почувствовал, что наконец нашел идеальный способ разобраться со всеми четырьмя одним виртуозным приемом.

Сэр Алан Рэдмейн верил в торжество закона – ведь это основа любой демократии. Когда бы его ни спрашивали, сэр Алан соглашался с Церковью, что как форма правления демократия имеет свои недостатки, однако в конечном счете она является наилучшим вариантом из возможных. Но если бы ему дали свободу действий, он бы предпочел доброжелательную диктатуру. Проблема, однако, в том, что диктаторы по своей натуре не филантропы. Филантропия просто не входит в круг их обязанностей. По его мнению, единственное, что приближало Великобританию к доброжелательной диктатуре, – наличие поста секретаря кабинета министров.

Происходи всё в Аргентине, сэр Алан просто приказал бы полковнику Скотт-Хопкинсу убить дона Педро Мартинеса, Диего Мартинеса, Луиса Мартинеса и, несомненно, Карла Лансдорфа, а затем спокойно закрывать их дела. Но, как и многим предшественникам на этом посту, ему придется идти на компромисс и удовлетвориться лишь одним похищением, двумя депортациями и одним банкротом, которому не оставят выбора, кроме как отбыть на родину и даже не мечтать о возвращении сюда.

В обычных обстоятельствах сэру Алану пришлось бы ждать, чтобы надлежащая правовая процедура шла своим чередом. Но, к сожалению, его руку направляла личность не менее значимая, чем королева-мать.

В то утро он прочитал в «Придворном циркуляре», что ее величество милостиво приняла приглашение председателя совета директоров «Пароходства Баррингтонов» миссис Гарри Клифтон присутствовать на церемонии крещения лайнера «Бэкингем» в полдень в понедельник двадцать первого сентября. Значит, на реализацию плана у него осталось всего две-три недели, ибо он нисколько не сомневался: вряд ли голова дона Педро Мартинеса будет в этот день занята мыслями о наречении судна.

Первым делом несколько плотно занятых дней уйдет на то, чтобы полностью исключить из уравнения Карла Лансдорфа. Его последнее преступление в «Ночном шотландце» было подлейшим даже по низменным стандартам бывшего эсэсовца. До Диего и Луиса дойдет черед чуть позже: в деле более чем достаточно доказательств для ареста обоих. К тому же сэр Алан был уверен: как только молодых Мартинесов отпустят под залог в ожидании суда, они немедленно удерут из страны. Полицию проинструктируют не задерживать этих двоих в аэропорту, поскольку к этому моменту Диего и Луис будут знать: в случае возвращения в Британию им грозит арест и длительный тюремный срок.

Итак, братья могут подождать. Однако с Карлом Отто Лансдорфом – так его полное имя прописано в свидетельстве о рождении – тянуть нельзя.