Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Больше всего инструмент напоминал ей гигантскую птицу, чьи распахнутые в стороны крылья были составлены, как из перьев, из многочисленных разноразмерных флейт. И подле этой птицы, спиной к слушателям, восседал Верховный жрец. Как именно его руки извлекали дивные звуки из многочисленных флейт, Джиа рассмотреть не могла.
С каждым мгновением музыка становилась все громче, насыщеннее и многомернее, словно бы играл не один музыкант, но целый оркестр. Мелодия то взмывала к звенящим высотам, то гремела низко и устрашающе, будто рыкающий зверь. Она мягко переливалась и сияла, подобно радужному свету на гранях кристалла. Но затем взрывалась такой яростной силой, что душа содрогалась от неясного и темного страха.
Девушка спрятала лицо в ладонях. По щекам ее катились слезы. Что-то происходило у нее внутри. Что-то очень болезненное, но прекрасное, как если бы приступ лихорадки мог доставлять блаженство.
Она будто рассыпалась на части и вновь обретала единство. Снова и снова вращаясь в великом круговороте витали.
Ей стало страшно. Она убежала бы прочь, но мелодия была так пленительна, что Джиа не могла даже шелохнуться. Она застыла на месте, растворяясь в этой неописуемой музыке.
Принцесса бежала быстро, но все же недостаточно. Широкие раструбы перчаток сминались гармошкой и норовили соскользнуть с рук, мешая поддерживать юбки. Длинный подол платья постоянно оказывался под ногами. А лягушачьи ноги, как это ни странно, не отличались положенной им природой силой и прыткостью. Мужчина нагнал ее и, мягко обхватив за плечи, заставил остановиться.
– Я не позволю вам снова скрыться от меня, – задыхаясь от волнения, предупредил он. – Я слишком сильно люблю вас! Ваше Высочество… Я так долго ждал этого момента! Я должен поблагодарить вас за вашу милость… Я должен сказать…
«О-о, что же ты скажешь, когда раскроешь мое ночное обличье? – гневно подумала девушка, пряча лицо и руки в складках плаща. – Как быстро иссякнет твоя любовь при виде мерзкой лягушки?»
– Я должен сказать, – замялся ученый, – что…
«Ну же! – крикнула про себя принцесса. – Любишь меня? Но до какой поры?»
– Я знаю о проклятии! – наконец осмелился произнести мужчина. – И мне плевать на него. Слышите? Сколь угодно вы можете кричать на меня… Можете отправить в ссылку. Я все равно буду любить вас. Характер ваш или же ваше обличье могут быть какими угодно. Я буду любить вас! Всегда! Ибо такова судьба…
Принцесса лишь ниже опустила голову и снова, хотя и менее уверенно, попыталась вырваться из рук мужчины. Девушка готова была разрыдаться – гнев, страх и стыд мешались с неведомым ей сладостным чувством и безрассудным желанием прижаться к груди человека, которого она почти не знала.
Сейчас они разговаривали лишь второй раз в жизни, а все эти годы видели друг друга так редко и мельком. И все же по неясной причине, по какому-то странному волшебству этот человек вдруг стал ей ближе и роднее, чем все приближенные и даже король с королевой.
Словно прочитав ее мысли, Алем Дешер обнял худое тельце. Он окутал девушку своим пьянящим теплом. И та не выдержала, разрыдалась.
И плакала она долго-долго. А мужчина лишь гладил ее и тихо шептал что-то очень доброе и поэтическое на своем родном языке.
Когда же у Ее Высочества закончились слезы, Алем Дешер с нежностью взял ее лицо в ладони, наклонился и поцеловал принцессу Гриерэ в соленые от слез губы. И девушка ответила на его поцелуй. Это был ее первый поцелуй. И поцелуй этот был невероятно сладок.
Принцесса ответила и не могла иначе, потому что страсть, захлестнувшая их обоих, не допускала иной мысли. Более того, любые размышления и соображения о красоте или уродстве, о преступлениях или политике были в эти долгие и безумно счастливые мгновения совершенно невозможны.
Мелодия возносилась к куполам и эхом опадала обратно. Она кружилась среди колонн, окутывая весь храм волшебством и наполняя новым величественным смыслом застывшие на стенах изображения.
Фениксы сияли огнем! Единороги поднимались на дыбы! А драконы расправляли крылья и взмывали в небеса.
Джиа словно бы наяву увидела глубокую синюю даль. Под ней простиралась белизна облаков, а над ее головой раскинулось ночное небо, сиявшее звездами. Девушка ощутила резкие порывы ветра и неописуемый восторг полета. Она парила в плотных потоках, будто плыла среди морских течений. Сильная, свободная и безумно счастливая.
Видение прервалось неожиданной болью в глазах. Джиа непроизвольно ахнула и приложила горячие ладони к векам. Боль была несильной, как будто что-то попало сразу в оба глаза – пыль или соринка, но она мгновенно отрезвила девушку.
И вдруг Джиа услышала чужой запах. Этот запах явственно напомнил наемнице об истинной цели, ради которой она оказалась сегодня вечером на Первой ступени Самториса.
О, эту вонь ни с чем нельзя было перепутать! Она расползалась по болотам, в лесу и усилилась во время ритуала. Но почему этот смрад появился снова да притом в городе?
От страшных догадок Джиа окончательно пришла в себя. Но перед тем, как покинуть концерт, наемница бросила последний взгляд на музыканта. А он в этот миг вдруг обернулся к ней.
Их глаза встретились, и прекрасная мелодия как-то странно дрогнула, словно некая сила вырвалась из-под контроля. Но уже в следующее мгновение музыка вернулась в естественное течение. Дэрей Сол отвернулся, а наемница незаметно выскользнула из храма.
Медленно и чинно она прошла мимо солдат, а оказавшись на безлюдной дорожке, поспешила скрыться в тенях дубовой рощи. Ее глаза еще жгло, и только темнота принесла им облегчение. Теперь наемнице предстояло найти источник смрада.
С высоты Первой ступени город раскрывался перед Джиа словно на ладони. Девушка отыскала среди многочисленных башен особняки своих жертв. Определив основное направление ветра, она прислушалась.
И, несмотря на всю концентрацию, ее волнение усилилось, ибо гнилостный привкус шел не от башен и даже не из Самториса. Неестественный, ни на что не похожий смрад доносился со стороны леса.
И означало это лишь одно – Джиа оказалась не там, где должна была быть.
21. Ночь
Неспешно работая кусочком замши, горбун Фро тщательно отполировал последний нож. Изогнутые лезвия ритуальных орудий блистали теперь, словно ими никогда и не пользовались. Затем он, как много раз до этого, проверил крепость пеньковых веревок.
Несмотря на то что люди пожелали добровольно принять участие в единоугодном ритуале, в самый важный момент
