– С монашеским смирением, – ответил Серж. – А зачем отцу понадобилось вырезать ее портрет? Чтобы ее не узнали?

– Полагаю, что господин Каренин хотел пощадить ее чувства, чтобы она не вспомнила, какой была в молодости. Думаю, он собирался приютить ее у себя на квартире, потому и убрал портрет кисти Михайлова. Он предполагал, что Анна Аркадьевна захочет посмотреть и ваш дом. На всякий случай решил избавиться от картины, что была там. Попросить у вас снять портрет он не мог: вы бы стали задавать вопросы, на которые трудно было отвечать. Думаю, что Долли сама отдала ему портреты Анны Аркадьевны.

– А граф Вронский и не заметил, как у него под носом облили картину кислотой…

– Я бы не стал относиться к генералу снисходительно, – сказал Ванзаров. – Его смелости надо отдать честь. Он, не раздумывая, пошел на смерть, забрав бокал из ваших рук. Этим он как бы отдавал долг памяти Анны, сохраняя вам жизнь. Вронский помнил, как она вас любила. При этом вручил вашей сестре свое фамильное богатство, искупая свою вину перед ней. Хотя, конечно, в Анне Алексеевне он видел другую Анну и свою любовь к ней.

– Простите… – сказал Серж. – Я как-то не подумал об этом. У меня из головы не идет, как Надежда Васильевна могла так поступить со мной, с нашей семьей…

– Тут мои наблюдения бессильны. Если вам будет от этого легче, могу сослаться на блаженного Августина, который говаривал: «Если под бездной мы разумеем великую глубину, то разве сердце человеческое не есть бездна». А женское сердце – куда глубже бездны… Но хватит об этом. Мой долг кое-что пояснить вам. Господин Каренин был записан на прием к доктору Краузу, как я полагаю, для того, чтобы показать…

Договорить Ванзаров не успел. Прямо из кустов вышел Митя, пряча что-то за спиной. Задев кого-то из детей, он не обратил на это внимания. Вид его был столь странен, будто ночи напролет он проводил без сна. При этом одет он был в теплое пальто, как будто его мучил озноб болезни. Взгляд его сосредоточился на одной точке. Он шагнул вперед и выбросил вперед руку.

– Отмщение моё! – закричал он.

Прыгнув, Ванзаров повалил Сержа на траву, закрывая своим телом.

Митя зажмурился и стал жать на курок, пока не раздались сухие щелчки металла. Хлопки выстрелов стихли. Ванзаров напряг мышцы и не ощутил раны или боли. Все шесть пуль прошли мимо. Но было еще что-то. Позади раздался тихий стон.

Увидев, что натворил, Митя выронил револьвер и, пошатываясь, побрел к кустам, из которых разбежались мальчишки, а Сережа, оставшись один, во все глаза разглядывал странного человека в сером пальто. Митя прошел мимо него, ничего не замечая, упал под кустом и натянул на голову воротник пальто, чтобы не видеть ничего.

Серж постарался освободиться, но Ванзаров держал его, не решаясь выпустить.

– Родион Георгиевич, вы меня задушите!

Надо было что-то делать. Ванзаров рывком поднял его и повернул спиной. Серж почувствовал, что что-то неладно. И оглянулся.

Анна Аркадьевна еще пыталась встать, но силы ее убывали с каждым вздохом. Она держалась за живот, только локтем упиралась о землю. На черном крови незаметно. Тело ее вздрагивало, отпуская жизнь.

Серж бросил руки Ванзарова и побежал, спотыкаясь. Он еще надеялся на чудо. Опустившись перед ней, подхватил тело и приподнял на руках. Анна Аркадьевна смотрела на него с любовью.

– Прости меня, Сережа, – прошептала она.

– Мама, нет, это невозможно, так нельзя, я только нашел тебя… – говорил он и вдруг закричал на Ванзарова: – Доктора! Скорее доктора! Умоляю!

– Не надо, Сережа… Не надо доктора… Уж поздно… Все равно мне недолго оставалось… Одно прошу… – ей стало трудно говорить, но она пересилила, – … не надо никому мстить… Достаточно зла в мире… За свои грехи я расплачивалась, как смогла… Прости меня… Кутик мой милый…

Из дома выбежали люди, окружили его, на веранду вышла Ани, держась за стену, сына подхватили и унесли, но Серж ничего не видел вокруг. Он только прижимал голову Анны к груди, покачиваясь вместе с ней. Никто не смел отнять у него мать.

Ванзаров отвернулся и пошел в глубину сада, подальше от лежащего в траве человека, чтобы не наделать еще больших глупостей. И только сжимал кулаки.

Из кустов выглянул старичок с клочковатой бородкой. Нахмурился, погрозил пальцем и пробормотал, сильно грассируя: «Все мы созданы затем, чтобы мучиться, и мы все знаем это, и все придумываем средства, как бы обмануть себя. А когда видишь правду, что же делать?» Слушать его Ванзаров не собирался. Замахнулся палкой, метнул, но не попал. А старичок и сгинул без следа.

Следовало хоть чем-то помочь. Приглядевшись сквозь ветки, Ванзаров обнаружил, что там и без него было кому помогать. Утешать и вытирать слезы он не умел. Зато как исполнить свой долг, знал отлично. Сейчас надо было предоставить Мите шанс дожить до суда. Чиновник для особых поручений просто обязан был дать ему такой шанс.

Он только подумал, прежде чем вернуться, как это странно выходит в жизни: все несчастные семьи несчастны по-своему, а каждая счастливая – не знает об этом.