Страх поднялся к горлу тошнотворной волной. Мы миновали красную дверь и оказались в помещении, заполненном глухим, пробирающим до костей рокотом. Бородатый что-то говорил, но я его не слышала. На поясе у него висел большой черный пистолет, и мне вспомнился Дэнни, хладнокровно застреленный из такого же оружия. Мы поднялись по красной решетчатой лестнице. Я старалась не смотреть вниз, боясь головокружения. Пройдя еще немного, мы остановились перед массивной металлической дверью, исписанной предупреждениями. Мой провожатый набрал код. Лед уже начал таять, и капли падали на пол.

— Делайте все необходимое, — словно из тумана донесся до меня голос бородатого. Мы вошли в аппаратную, и он подтолкнул меня прикладом в спину. — Понятно?

— Да.

В помещении было человек одиннадцать или двенадцать, все в слаксах и свитерах или куртках, все с оружием, полуавтоматическим и автоматическим. Злые и обеспокоенные, они не обращали внимания на сидевших у стены заложников. Руки им связали впереди, на головы натянули наволочки от подушек. В прорезях для глаз я видела страх. Под щелями, вырезанными в области рта, виднелись пятна от засохшей слюны. На полу здесь тоже краснели полоски крови, но свежей, и вели они за консоль, куда оттащили последнюю жертву. Сколько еще тел обнаружат здесь потом, и не будет ли среди них и меня? Эта мысль мгновенно пронеслась в моей голове.

— Туда, — приказал мой проводник.

Джоэл Хэнд лежал на спине, накрытый сорванной с окна шторой. Он был бледен, и одежда его еще не просохла после «купания», которое неминуемо должно было убить его, как бы я ни старалась. Я узнала его, скорее, по волосам; лицо постарело и распухло.

— Он давно такой? — обратилась я к бородатому.

— Часа полтора.

Мой провожатый закурил и принялся расхаживать взад-вперед, избегая моего взгляда и нервно теребя ремень автомата, направленного мне в голову. Я поставила на пол сумку с медикаментами, повернулась и посмотрела на него.

— Не цельтесь в меня.

— Заткнись! — Он остановился, сжав кулаки, едва сдерживаясь, чтобы не ударить меня.

— Вы сами меня пригласили, и я пытаюсь помочь. — Глаза у него были словно стеклянные. — Не хотите, чтобы помогла, — тогда стреляйте или дайте мне уйти. Никто из вас ему не поможет. Я попытаюсь спасти ему жизнь и не хочу, чтобы меня отвлекали, целясь в голову.

Не найдясь, что сказать, он прислонился к консоли, кнопок на которой было столько, что хватило бы, чтобы отправить нас на Луну. Судя по видеодисплеям на стенах, оба реактора были остановлены. Вспыхивавшие то и дело красные огоньки оповещали об опасностях, но я не понимала, что это означает.

— Эй, Вутен, полегче, — подал голос один из террористов, закуривая сигарету.

— Давайте откроем пакеты со льдом, — сказала я. — Жаль, что нет тазика, но обойдемся. Здесь много книг и бумаги, соберите побольше. Несите все, что найдете.

Через несколько минут возле меня лежала горка толстенных руководств, груды бумаги и несколько кейсов, принадлежавших, должно быть, захваченным сотрудникам станции. Я устроила вокруг Хэнда что-то вроде прямоугольной ограды, потом обложила его пятьюдесятью фунтами льда, оставив свободными только лицо и руку.

— Это зачем? — Тот, кого звали Вутеном, подошел ближе. Судя по акценту, он был откуда-то с запада.

— Ваш человек получил дозу радиации. Весь его организм сильно подорван, и единственный способ остановить болезнь, — это замедлить все жизненные процессы.

Я открыла сумку, достала иглу и, введя ее в руку умирающего Хэнда, закрепила клейкой лентой. Потом соединила с капельницей, в которой был самый обычный солевой раствор, безобидный и ровным счетом ни на что не влияющий. Капля за каплей потекли в остывающее подо льдом тело.

Жизнь едва теплилась в Хэнде, и сердце мое тревожно стучало, когда я оглядывала этих усталых, потных мужчин, веривших в то, что человек, которого я якобы спасала, их бог. Один из них снял свитер, под которым оказалась почти серая нижняя рубашка, прохудившаяся от многолетних стирок. Некоторые отпустили бороды, другие давно не брились. Были ли у них жены и дети? Я подумала о барже на реке и о том, что могло происходить сейчас в других частях станции.

— Извините, — произнес дрожащий женский голос. — Мне надо в туалет.

— Маллен, отведи ее. Нам здесь только дерьма не хватает.

— Извините, но мне тоже надо, — произнес другой, уже мужской голос.

— И мне.

— Ладно, води их по одному, — смилостивился Маллен, еще молодой, крупный мужчина.

Теперь я знала кое-что, что было неизвестно ни полиции, ни ФБР. Неосионисты не собирались никого отпускать. Мешки на голову надевают в тех случаях, когда хотят убить. Расстреливать людей, у которых нет лиц, легче. Я достала из сумки еще пакетик с соляным раствором и ввела в капельницу следующие пятьдесят миллилитров — осторожно и бережно, словно давала умирающему некое чудесное снадобье.

— Как он? — громко спросил один из террористов, когда Маллен повел в туалет очередного заложника.

— На данный момент состояние стабилизировалось, — солгала я.

— И когда ж он очнется? — спросил другой.

Я измерила пульс, который почти не прощупывался. Внезапно какой-то человек опустился на пол рядом со мной и приложил палец к шее Хэнда. Потом, разбросав лед, приник к его груди. И наконец, выпрямившись, обжег меня полным ненависти и страха взглядом.

— Я не слышу пульса!

— Вы и не должны его слышать. Сейчас важно поддерживать больного в гипотермическом состоянии, чтобы остановить разрушение сосудов и органов. Я даю ему сильную дозу диэтилентриаминпентауксусной кислоты, и не волнуйтесь, пожалуйста, — он жив.

Мужчина с дикими глазами поднялся и шагнул ко мне, держа палец на спусковом крючке автомата.

— Откуда нам знать, что ты нас не дуришь? А может, делаешь ему хуже?

— Знать этого вы не можете, — стараясь не выказывать эмоций, ответила я. Мой последний день настал, и я, доверившись судьбе, уже не испытывала страха. — У вас нет иного выбора — только довериться мне. Я замедлила обмен веществ в его организме, но не ждите, что ваш товарищ скоро придет в себя. Моя задача — поддержать его жизнь.

Он отвел глаза.

— Эй, Медведь, уймись.

— Оставь леди в покое.

Я все еще стояла возле Хэнда на коленях, наблюдая за капельницей. Лед понемногу таял, и вода подтекала под возведенную баррикаду. Время от времени я снимала жизненные показатели, записывала их на листок, делая вид, что занимаюсь важным делом. И все же порой мои глаза устремлялись к окну, я думала о своих товарищах. Около трех часов дня жизненные системы Хэнда начали сдавать одна за другой, как адепты, потерявшие веру в вождя. Джоэл Хэнд умер без единого звука и жеста, и холодная вода продолжала растекаться по комнате маленькими ручейками.