Кира была потрясена.

— Много видела подонков в своей жизни, но такого виртуоза встречаю в первый раз! — произнесла она, глядя на Робина с долей изумления.

В ответ тот кинул на нее страдальческий взгляд своих чудесных темных глаз. Тот самый взгляд, который так растрогал ее при их первом знакомстве. Но теперь уж Кира ни за что не поддалась бы на эту обманчивую игру! Ну, взгляд, ну, выразительный! Так и что с того? Оказывается, у некоторых людей такой взгляд просто от природы. И ничегошеньки он на самом деле не значит.

Робин оказался редким мерзавцем. И его взгляд отражал далеко не то, что в самом деле происходило у него в душе.

И еще Кире было стыдно. Ладно там Тамара — молоденькая наивная девушка, не разобралась в том, что из себя представляет ее любовник. Но уж Кира-то могла бы понять, что за фрукт перед ней. А вот не разобралась. И не поняла сразу. После всего, что любовники наговорили перед подругами, у Тамары и Робина было только два выхода.

Первый — сбежать вместе и тщательно замести за собой следы, подделав документы или что-нибудь в этом роде. И второй… тоже замести следы, и тоже сбежать, но устранив подруг. И что-то подсказывало Кире, что Тамара и Робин, несмотря на возникшие между ними разногласия, скорее всего осуществят второй вариант. Зачем им лишние свидетели? Убьют их, и дело с концом. Это же ясно, как дважды два.

И кинув взгляд на преступников, Кира продолжала рассуждать сама с собой:

— У Робина сердца вообще нет. А Тамаре не привыкать. Уже троих положила. И нас тоже трое. Будет шесть. Неплохое начало для юной преступницы.

И хотя Кира понимала, что Тамара совершила эти убийства исключительно из-за своей страсти к Робину, а теперь вроде бы страсть должна была потухнуть, но где гарантия? Где?! Вдруг Тамара еще активней примется доказывать свои чувства? Да и Робин не дурак. Может на какое-то время отыграть назад. Убедит любовницу, что бежать от нее и не собирался. И боевая машина по имени Тамара будет снова запущена в действие.

— А хотя бы и не чужими руками, а сам нас порешит. Тоже радости мало. А у этого типа рука не дрогнет.

И Кира с сомнением покосилась на Робина. Вид у него был очень кроткий и печальный. Под градом обвинений, которые сыпались на него из уст Тамары, он стоял с поникшей головой. И снова Кира почти поддалась на эту удочку, подумав, что тот раскаивается. Но вовремя заметив, как рука Робина потянулась в карман, где лежал его пистолет, Кира опомнилась. Эге! Похоже, Робин решил действовать радикально. Не уговаривать Тамару, а просто шлепнуть ее здесь. И подруг, надо понимать, тоже.

В течение какой-то жалкой минуты в голове у Киры пронесся целый табун мыслей. А ведь Робин прав! Если он исчезнет один, то на это исчезновение еще долго никто не обратит внимания. Семья Робина привыкла к его загулам. И даже жена Сонна, которая начнет вопить и злиться, ничьего особого внимания к себе и исчезновению своего мужа не привлечет. Все только скажут, подумаешь, загулял мужик. Можно подумать, в первый раз!

И только по прошествии очень приличного отрезка времени исчезновение Робина могут связать с четырьмя свеженькими трупами в доме у Ани. Да и то не факт, что свяжут. Никто ведь не догадывается о том, что у Тамары был роман с Робином. Дурочка держала имя своего любовника в строжайшем секрете. И ведь никому не проболталась.

А Робин продолжал тянуть свою руку в карман. Кира смотрела на него, словно завороженная, не в силах оторвать взгляда. Леся тоже заволновалась:

— Робин, а чего это ты в карман полез?

Ответить ей Робин ничего не успел. Потому что в этот момент со двора раздался жизнерадостный голос Давида.

— Аня! Девчонки! Я вернулся! Где вы тут?

Он распахнул дверь и первым, кого он увидел, был Робин. Давид замер, как совсем недавно подруги, и ошалело уставился на Робина. И на пистолет у того в руках.

Впрочем, Давид пришел в себя быстро.

— Это что тут происходит? — пробормотал он. — Робин, ты чего тут делаешь?

Вид у Робина был растерянный и злой одновременно. Количество жертв увеличилось еще на одного человека. Но перестрелять всех у него теперь вряд ли бы получилось. С девушками Робин, быть может, еще и справился бы. Но появление Давида существенно изменило равновесие сил.

Да и рассвет стремительно надвигался. Если Робин хотел бежать, то ему следовало поторопиться.

— Давид, — пробормотал он, — пойми меня правильно! Ничего личного.

— А пистолет тебе зачем?

— Давид, свяжи свою жену.

— Зачем это?

— Не задавай лишних вопросов.

— Но Робин…

— Свяжи!

Давид попытался спорить. Но сухо щелкнувший предохранитель на оружии заставил его замолчать.

— Девочки, давайте сюда веревку, — хмуро произнес он.

Затем он связал бельевой веревкой руки жены.

— Так годится?

Робин проверил узлы и остался доволен.

— Теперь пусть девчонки тебя тоже свяжут.

— Зачем?

— Для твоей же пользы. И для пользы твоей жены. Такой ответ тебя устраивает?

Раз так, Давид спорить не стал. И позволил Лесе и Тамаре связать себя.

— А теперь мы уйдем, — сказал Робин.

— Мы?

— Я, Тамара и… Аня.

Давид первым понял, что имел в виду Робин. И крикнул:

— Нет!

— Да, — холодно произнес Робин. — Твоя жена пойдет с нами в качестве заложницы. И советую тебе, Давид, вести себя благоразумно. Если ты хочешь, чтобы она осталась цела и невредима, тебе следует сидеть тихо. Понял?

Давид угрюмо молчал. Наверное, сейчас он бы охотно вцепился в глотку Робина, но тот его перехитрил. И Давид лишь скрипел зубами, безуспешно пытаясь разорвать узлы на руках.

— Сидите тихо! — повторил Робин. — И тогда Аня вернется к вам в полной целости и сохранности. Ясно?

И он подтолкнул Аню к выходу. Она устремила на Давида тревожный взгляд. Ей идти? Или сопротивляться?

— Иди, — проронил Давид.

Аня зашагала к выходу. Тамара последовала за ней.

— Робин! — окликнул Давид своего бывшего друга. — Учти, если с Аней что-то случится, я тебя и из-под земли достану.

— Я это знаю, — спокойно произнес Робин. — Я не причиню ей вреда. Но мне нужны гарантии. Гарантии того, что вы дадите нам спокойно уйти.

Давид кивнул. И мужчины обменялись далеко не дружественными взглядами. При этом Робин выглядел явно расстроенным и даже раскаивающимся. Какая же богатая мимика была у этого человека! Он мог выражать любые чувства. Даже те, которых в действительности никогда не испытывал.