Тем не менее Гоффман делает вывод о возможности эмансипировать спортсмена высшей квалификации, не отделяя эту эмансипацию от спортивной соревновательной деятельности. Ленк поддерживает указанный вывод и предлагает свою «модель самоформирующегося, интеллектуально-развитого спортсмена», которая могла бы послужить руководящим принципом дальнейшего широкого социально-спортивного конструирования. Он разворачивает целую программу «воспитания и образования спортсмена с целью доведения его до уровня критического мышления, дискутирования и способности к самостоятельным независимым суждениям» [см. там же].

Реализация данной программы, по мнению Ленка, способна служить фактором, ограничивающим некоторые формы манипулирования спортсменом (таким образом, можно отметить ещё одно косвенное признание объективного наличия манипулятивного управления в современном спорте. – А.П.).

Выполнение задачи по реализации указанной воспитательно-образовательной программы, по убеждению Ленка, немыслимо вне социально-философского исследования проблем спорта, «особенно связанных с вопросами об отчуждении и самоформировании спортсмена» [см. там же].

Интересно, согласно логике Ленка, что только после формулировки и принятия на вооружение даже не самой программы, а связанных с ней философских «выводов», «окажется реальным исследовать возможности формирования «эмансипированной» личности спортсмена, заложенные в спортивном выступлении и стремлении к спортивным достижениям» [см. там же].

Ленк призывает «в каждом случае находить более человечный, а не бюрократический подход», не забывать, что «непосредственная радость» «имеет право занять своё место» «даже в спорте высших достижений». Мы уже сбились со счета, чтобы сказать точно, в который раз Ленк косвенно, но предельно ясно, вопреки своим собственным первоначальным декларациям и выводам, признаёт, что и отчуждение и манипулирование в спорте имеют существенное укоренение и значение. Также философ признаёт, что, в силу якобы неверного воспитания, сам некритически мыслящий спортсмен эффективно бороться с этими негативными явлениями ещё не может. Но так как указанная борьба переносится Ленком в сферу образования и воспитания, то и проистекать, по логике изложения, она должна не онтологически, в социальной практике, а психологически, внутри сознания спортсмена, под влиянием его приобщения к новой системе философских принципов и пропагандируемых мифологических образцов.

Возможно, покажется, что последний вывод не совсем правомерен на основе анализа лишь одной работы Ленка. Может показаться, что ему несвойственно с либеральных позиций заниматься философским морализаторством, тщательно избегая вопроса о практическом изменении социально-экономических устоев современного технократического общества и развивающегося в его недрах бюрократического управления спортом.

В работе «Спорт как современный миф» Г. Ленк осуждает своих оппонентов за узость, неполноту, тенденциозность идеологического и религиозно-компенсаторного истолкования мифов, в частности, античной агонистики и спорта. Он называет интерпретацию мифов как «идеологической системы положений веры для когнитивного оправдания предложений опыта или нормативных убеждений» односторонней. Иными словами, признавая значимость мифологии, религии, политики и для сферы спорта, Ленк старается избежать явной оценки мифологии как системного мировоззрения, формируемого и тиражируемого в идеологических и религиозно-политических целях. Вместо этого Ленк предлагает понимать миф «как модель ориентации, конституирования и истолкования для нормативных проектов и оценок», превращающую мифы в аллегории, в типизированные и чувственно доступные нормативные образцы реальности, но оформленные и преподнесенные в символической форме [см.: Ленк Г., 1997].

Свои и чужие подходы к истолкованию мифов Ленк предлагает привести к общему знаменателю, «а именно, к той или иной основополагающей зависимости истолкования от (специфики – А.П.) понимания действительности во всех областях жизни» [см. там же]. Вот и причина, по которой Ленк стремится выделить свой подход и формально дистанцироваться от политико-идеологической и религиозной иллюзорно-компенсаторной функции мифов. Он предлагает заново мифологизировать и истолковать современный спорт именно так, как сам понимает даже не реальную, а идеальную сущность профессионального спорта, т. е. как потенциально наиболее благоприятную сферу формирования идеальных образцов, героических ролей, идеальных героев современности, вызывающих всеобщее «очарование», поклонение, стремление к подражанию. Эти типические героические образцы, по мысли Ленка, должны символически отражать общие социальные процессы и существовать относительно обособленно от мира повседневной реальности (к которому, естественно, можно причислить политику и бизнес – А.П.). Вместе с тем новая (или хорошо забытая старая) мифология спорта обязана, по Ленку, отличаться и от привычных абстрактных идеально-типических образцов действия, широко распространенных в современном спорте благодаря усилиям технократической идеологии или идеологии «достижения успеха» (здесь просматривается явный выпад европейца против традиционного американского прагматизма – А.П.). Ленк не абсолютизирует, но и не исключает, в том числе, и героически-божественные роли, образцы, поскольку «атлет высшего уровня склонен к тому, чтобы ориентировать свои действия на реакцию публики», исходя из «ожиданий поклонения ему как идолу». Истинными образцами новой мифологии спорта Ленк называет «спортивные достижения, институциализированные и оцененные внутри собственных (очевидно, спортивных – А.П.) культурных рамок», которые «представляют собой особенно притягательное средство для демонстративной индивидуализации, саморазвития и самоутверждения молодого поколения» [см.: там же].

Ленк полагает, что разработка именно такой, «мифологической» модели спорта является «весьма важной для философии спорта» задачей, задачей конституирования образа идеальной мифической фигуры современного спортсмена. Только как идеальная мифическая фигура спортсмен, по убеждению Ленка, способен противостоять манипуляциям и отчуждению, точнее, отчуждению своего внутреннего мироощущения и целеполагания «от целостной европейской культурной традиции». Получается, что спортсмен свободен лишь в идеальном, мифологически детерминированном случае. При этом признается, что «идеальному типу не часто соответствует фактическая действительность». Однако Ленк убежден, что вышеозначенный мифологический «первообраз способен оборонить от всяческих поползновений: как от поползновений некритически предпринятой технократически-бюрократической манипуляции, так и от обессмысливающей «демифологизации» [см.: там же].

Мы теряемся в догадках. Неужели достаточно сделать спортсмена в глазах общественности и в своих собственных глазах идеальным героем с элементами обожествления, чтобы избавить его от реального отчуждения и от реальных манипуляций со стороны бюрократического управления?

Не забыть бы добавить, что спортивные мифы, по мнению Ленка, должны оставаться столь же общезначимыми и массово тиражируемыми, но не религиозными, а секуляризированными, чтобы продолжать оставаться при этом социально действенным фактором [см.: там же]. Однако не стоит считать Ленка ярым противником религии. Просто он хорошо понимает, что «секуляризация и независимость особых мифов и религий явились предпосылками для их адаптации ко многим культурам, а значит, и их всемирного эффекта». Собственно говоря, того самого эффекта, к которому стремится сам Ленк, моделируя новую спортивную мифологию [см.: Ленк Г., 1982].