– Ее нужно остановить во что бы то ни стало, – заявил он. – Сделай все, что в твоих силах.

– Нет уж, это ты постарайся. Вряд ли я смогу на нее повлиять. Она, кстати, уже позвала какого-то отца Дэвида из церкви Святого Экспедитора.

– …твою мать… твою мать… твою мать…

– Ты уж поговори с ней, – сказала я.

– А почему я? – огрызнулся Эрик.

Я понимала, что он в отчаянии.

– Да потому что она – твоя мать! – напомнила я. – Так что сделай одолжение, попытайся вразумить ее.

Слава богу, долго объяснять Эрику, какой опасности мы с ним подвергаемся, не пришлось. Действовать нужно было срочно. Сразу же после нашего разговора он перезвонил Эльспет по домашнему телефону. Я оставалась на кухне, но не стала при этом закрывать дверь. Сперва из комнаты Эльспет не доносилось ни звука. Затем ее словно прорвало: сначала она кричала, а затем, как мне показалось, расплакалась. Через пять минут после того, как мать Эрика повесила трубку, он сам перезвонил мне.

– Ну? – спросила я.

– Что «ну»? Придется… это…

– Придется – что?!

– Пожениться. Свадьба в эти выходные.

– Что?!

– Понимаешь, Лиз, тут такое дело… Мама только что пригрозила мне, что если мы не поженимся до ее смерти, то она завещает все свое состояние одному из своих обществ, на благотворительные цели.

– Слушай, она это сказала просто так, чтобы припугнуть тебя. Не сделает она этого.

– Не хотелось бы рисковать.

– Эрик, тебе что, денег не хватает? – накинулась я на него. – Тоже мне, нищий нашелся! Не помрешь с голоду! Возьми да и скажи наконец мамочке всю правду. Признайся, что ты голубой и что ни о какой женитьбе на мне не может быть и речи.

– Лиза… – со вздохом произнес Эрик. – Взбунтоваться, конечно, можно. Но, по-моему, это было бы глупо. Ты когда-нибудь видела человека, который бунтует против того, чтобы ему достались сто миллионов долларов?

Вот так. Меня просто хотят купить. Я вспомнила всех своих родных, друзей и знакомых, я перебрала их в памяти и поняла, что даже если сложить в общий котел все деньги, которые они нажили за свою жизнь, это все равно будет несравнимо меньше, чем состояние одной-единственной Эльспет Нордофф.

Но, кроме денег, был и еще один момент – моя виза истекала через несколько дней. Эрик не постеснялся напомнить мне, что это «туристическая виза», а она дает лишь право на пребывание в Америке в течение трех месяцев, без права работать.

– А мы с тобой познакомились при каких обстоятельствах? – напомнил он, гнусаво растягивая конец фразы. – Когда ты работала, дорогуша, так-то. Мне достаточно сделать всего один звонок куда следует.

– Ах ты сволочь, – прошипела я в трубку, – да я скажу им, что работала на тебя!

– Что ты говоришь? И где же твой контракт? – полюбопытствовал Эрик. – Как ты думаешь, Лиз, кому они поверят на слово – подозрительной иммигрантке или представителю богатейшей семьи Нордоффов?

Я понимала, что он прав, и даже если я попытаюсь рыпаться в такой ситуации, ничего хорошего из этого не выйдет.

– Ты самый настоящий… ты ненасытный… ты хапуга! – выпалила наконец я, заменяя этим словом куда более емкий эпитет, крутившийся на языке.

– А что бы ты сделала, реши твои родители оставить семейное состояние собачьему приюту?

– Была бы рада, что могу честно исполнить их предсмертную волю, – сказала я, чувствуя, что права и снова могу говорить с высоко поднятой головой.

– Не думаю, что ты смогла бы так поступить; в любом случае наш спор теряет смысл, если учесть, что тебе досталась бы какая-то мелочь. Но я-то говорю про сто миллионов долларов, Лиза! На эти деньги можно снять голливудский блокбастер! Да на них всю вашу Англию можно купить! Но если эти деньги попадут в лапки кумушек из благотворительного комитета, те еще до конца года спустят их, потому что станут отправлять группы искусствоведов в Тоскану для исследований и реставрационных работ. Я же потратил бы эту сумму на создание современного шедевра мирового масштаба!

– Да неужели? – хмыкнула я.

Я стояла посреди модной кухни от Версаче – вульгарной, кричащей о роскоши хозяев, сплошь в позолоте. Боже мой, у Эрика в доме даже полотенца от Версаче, вы только представьте! Просто денег у него больше, чем ума. Он из той породы людей, что спускают целое состояние на ерунду, а я должна помогать ему в этом? Не дождется.

Но тут я услышала нечто такое, что заставило меня всерьез призадуматься.

– Помнишь, по дороге из Санта-Барбары мы говорили об экранизации романа Толстого «Воскресение»? – сказал он. – Помнишь, я говорил, что понадобится целое состояние, если я буду снимать лучших звезд в этом фильме, чтобы люди действительно пошли его смотреть? Ну так вот, Лиза: сто миллионов долларов – именно та сумма, которую я имел в виду. И я хочу, чтобы ты знала: я прошу тебя помочь мне не ради того, чтобы потом все наследство спустить на «Версаче».

Он что, читает мои мысли?

– Послушай, я прошу тебя помочь мне для того, чтобы этот фильм был снят и остался в истории для будущих поколений. Разве это – не цель жизни: экранизировать книгу, в которой речь идет главным образом о борьбе за самые основные права человека?

– Эрик, я…

– Ты будешь играть в нем главную роль.

Это был нокаут.

– О боже, я не могу… Эрик, дай мне подумать хотя бы один день.

Итак, Эрик изложил мне даже не одну, а три вполне убедительные причины, по которым я должна была остаться и выйти за него замуж в ближайшее воскресенье. Если я не соглашусь, лечение Брэнди будет прервано, меня депортируют из страны, а величайший кинопроект XXI века сузится до реставрации одной-единственной картины XVI века в Тоскане. Но что выиграю лично я, если соглашусь принять его условия? Конечно, можно подписать контракт, но Эрик со своими адвокатами, разумеется, так составит его, что денежки по контракту я смогу получить только тогда, когда он сам захочет, и ровно столько, сколько он сам решит. Насчет этого у меня иллюзий не было. Что же касается его обещания снять меня в главной роли в «Воскресении», то он уже обещал однажды, что поможет мне с карьерой – один звонок Эда Строссера. И что же, позвонил мне Рыжий Эд? Дудки. Эрик обещает, что я стану гражданкой Америки. Но надо ли мне это?

Одно было совершенно ясно: замуж я не хочу. Во всяком случае, не за Эрика Нордоффа.

Потому что если вдруг… да, что мне делать, если вдруг Ричард поймет, что Дженнифер – стерва и дура, и решит разыскать меня, чтобы мы снова были вместе? Вдруг он приедет за мной и сделает мне предложение? Что я скажу ему тогда: «Извини, дорогой, но я тут уже ненароком вышла замуж»? Как я смогу объяснить ему это?

Эрик дал мне время подумать – двадцать четыре часа.