«Гроза идет».

— Дядя Ондрей! А дядя Ондрей! — послышался внизу высокий девчоночий голос. Звала целовальникова Малашка.

— Чего тебе? — спросил Андрей.

— В избу идить, деда зовет.

Дедом она звала господина Ли Ван Вэя. Андрей лихо спрыгнул с крыши.

— Он сам тебя послал? — спросил уже на земле.

— Сам. Ишшо грит, дядю Чена привесть. Неча, грит, с девками цельный день лясы точить, — рассудительно, как взрослая, произнесла Малаша.

— Ну, пойдем за дядей Ченом. — Андрей погладил ее по светлой головке.

Чен нашелся неподалеку, на бревнах, сваленных у реки, в окружении четырех или пяти посадских девок. В руках у него была балалайка, из которой он извлекал мурлыкающую китайскую мелодию. Две сочные девахи привалились к нему с двух сторон, щелкая орехи. Рука Чена доходила до струн, ухитряясь обойти вокруг одной из девок, непрерывно двигаясь по тугой груди, на которой, казалось, вот-вот лопнет сарафан. Впрочем, девка и сама была не прочь о мужика потереться.

Снает толька нось глубокайя,

Как полатили они… —

Пел Чен с утрированным китайским акцентом.

— А «Мурку» могешь? — спросил Андрей, с силой вбив топop в бревно. — Пошли, Ши-фу зовет!

— Ну-у-у… — недовольно заныли девки, но Чен молча поднялся, оставив балалайку, и двинулся вслед за Андреем.

— Вот слушай, — сказал он Шинкареву:

Появляются деньги — появляются девки.

Появляются девки — исчезают деньги.

Исчезают деньги — исчезают девки.

Исчезают девки — появляются деньги.

Появляются деньги — появляются девки.

Появляются девки — исчезают деньги… —

Такая философия. Называется «Малый круг двух стихий». Учись, студент!

— Не учи ученого.

К избушке они подошли уже в сумерках. Перекинувшись с Мастером парой слов по-китайски, Чен тут же ушел куда-то, Мастер молча сидел перед остывшим очагом, рассеянно глядя то ли в неметеный пол, то ли куда-то вглубь себя.

— Может, чайку попьем? — предложил Андрей.

— Что? — Китаец вскинул голову, оторвавшись от своих мыслей. — Чай? Не успеем, времени мало.

— А Чен куда пошел?

— Пошел. Скоро придет.

— Я вчера разговаривал с Рыжей, — сказал Андрей. — Знаете, что она хочет?

— Чтобы ты взял ее с собой? — Мастер, казалось, прекрасно это знал. — Это обычная просьба местных женщин к таким, как мы. Женщина чувствует твою высокую значимость.

— А это возможно? Взять ее с собой. Раз я сюда попал, так и она…

— Перенос во времени возможен лишь на время. Я плохо сказал? Не по-русски?

— Нормально. А почему?

— Командировка сюда дорого стоит.

— В каком смысле?

— Энергетически. Представь, что ты на вытянутой руке держишь железную гантель, которая к тому же отжимает несколько мощных пружин. Вот гантель и есть твоя личность в перенесенном состоянии. А если гантель еще и начинает дергаться… по собственной воле.

— А рука чья?

— Какая тебе разница?

«Как сказал Марадона, забив рукой решающий мяч, —» Я почувствовал, что это была рука Божья!«»

— Но я не чувствую этого напряжения.

— Неужели? А голова у тебя не кружится? Иногда?

— Иногда. Это как-то связано?

— Рука слабеет. Срок подходит к концу. На улице послышались мягкие шаги, дверь открылась, проскрипев, и на пороге показался Чен:

— Все нормально. Пошли, — сказал он Андрею.

— Иди, — подтверждающе кивнул Мастер.

— Куда идти?

— Иди, иди… — Господин Ли Ван Вэй уже отвернулся.

Андрею показалось неловко настаивать. Но ничего, по дороге спросит.

В темной покосившейся бане, стоящей на берегу Качи, на краткое время открылась дверь. Смутная фигура выскользнула в темноту и направилась в сторону Большого города. Там она притаилась за одним из заборов, в глухой тени. Под светом луны на мгновение блеснул длинный кривой нож, затем все окончательно скрылось из виду.

На улице стояла ночь, слабо озаренная голубоватым светом ущербной луны, прорвавшейся сквозь поредевшие тучи. Дома и заборы казались плоскими, отсвечивая легкой серебринкой старого дерева, пропадающей в глухих тенях, падающих от навесов и крыш.

— Куда мы идем? — спросил Андрей.

— Говори тише.

— Так куда мы идем? — прошептал Андрей.

— На встречу.

— С кем?

— Тебе это важно? Ши-фу сказал идти — иди и не спрашивай.

Андрей остановился.

— Я никуда не пойду, — спокойно сказал он.

— Ты что?! Спятил? Пошли, я сказал!

— Сам иди.

Чен насупился. Казалось, еще чуть-чуть — и он оставит Шинкарева и пойдет один. Нет, не решился.

— Черт с тобой! — сказал китаец. — Мы идем на встречу с продавцами оружия.

— Для кого оружие — для кыргызов?

— С чего ты взял?

— Ну как же — ночью, тайно. Так для кыргызов?

— Нет. Не хотел я говорить, да ладно. — Чен говорил нехотя, словно по принуждению. — Для раскольников оружие. Ты видел лодки в их поселке? Раскольники хотят в степь уйти, им вооружиться надо. Разве тебе Рыжая ничего не говорила? Ты же видел ее вчера.

— Она говорила, что приезжает этот белобрысый — Дмитрий, который нам лодку продал. Так он по этому делу? — спросил Андрей.

— А ты как думал?

Голос Чена был спокоен, даже бесстрастен. Андрей напряженно думал: могут раскольники перепродать ружья кыргызам? Тут все может быть — время такое… Ну хорошо, а сейчас-то что делать? «Надо идти. Идти и посмотреть, что к чему — как-никак, Наблюдатель».

— Так ты идешь? — раздраженно прошептал Чен.

— Пошли.

Свернув в проулок, Чен с Андреем подошли к стене Большого города, поднялись наверх. Здесь Чен вытащил из-под рубахи моток веревки. Пропустив ее через стойку лестницы, он сбросил наружу оба конца, оглянулся: нет ли сторожей? Все было спокойно. По веревке они тихо спустились наружу. Веревку Чен забрал с собой. «Значит, возвращаться будем не здесь», — решил Шинкарев.

Глаза уже привыкли в темноте и разбирали подъем Караульной горы, темной глыбой закрывшей звезды, слабый блеск воды внизу и черные углы строений на берегу.