Согласно приказу Реввоенсовета Республики от 9 декабря 1921 г. за № 2792–483, борьба с бандитизмом на территории Поволжья возлагалась на органы ОГПУ «с привлечением в нужных случаях полевых войск». При этом оперативное руководство этой борьбой оставалось в руках военного командования, действующего в полном контакте с Окружным совещанием по борьбе с бандитизмом{699}.

Используя тактические приемы, разработанные командованием на основе предшествующего опыта борьбы с крестьянским движением, во второй половине 1921 г. части особого назначения уничтожили многие повстанческие отряды и вынудили оставшихся или рассеяться или сдаться власти. К 1 декабря 1921 г. на территории ЗВО, но агентурным данным, в отрядах повстанцев оставалось менее 800 человек, почти в двенадцать раз меньше, чем весной 1921 г. (табл. 13 приложения 2).

Борьба с крестьянским повстанчеством в Поволжье на завершающем его этапе находилась под постоянным контролем высших органов власти страны. Для ее успешного ведения в регион направлялись ответственные работники, имевшие большой опыт борьбы с крестьянским движением в других районах страны. В частности, 20 апреля 1922 г. президиум ВЦИК утвердил уполномоченным ВЦИК по борьбе с бандитизмом в губерниях Поволжья и Урала председателя Самарского губисполкома В.А. Антонова-Овсеенко [одного из руководителей подавления «антоновщины» в Тамбовской губернии. — В. К.]{700}. В «вопросах борьбы с бандитизмом» ему были обязаны подчиняться все «административные учреждения местной власти, органы ГПУ, военное командование» Симбирской, Саратовской, Самарской, Уральской и Области Немцев Поволжья{701}.

Кроме сугубо силовых действий против повстанцев были использованы и меры агитационно-пропагандистского характера. В частности, объявлялись месячники по борьбе с бандитизмом, недели добровольной явки «бандитов», в ходе которых явившимся с повинной членам «банд» гарантировалась личная неприкосновенность{702}. Практиковались воззвания к повстанцам от односельчан, призывавших их порвать с бандитизмом и вернуться к мирной жизни{703}.

О добровольной сдаче повстанцев широко писала местная пресса. Особенно большой резонанс имели публикации с сообщениями о сдаче властям наиболее известных повстанческих командиров. В частности, широко освещался факт добровольной сдачи одного из известнейших главарей поволжского повстанчества М. Пятакова. На эту тему в «Известиях» Саратовского губисполкома и губкома РКП(б) было опубликовано четыре заметки, в том числе покаянное письмо самого Пятакова. В нем крестьянский вожак заявил: «Восемь месяцев я предводительствовал бандитским отрядом… узнав о братском прощении… я сразу явился со своим отрядом и сдал оружие… Узнав о братской встрече и приеме моего отряда и получив мои письма, явились бывшие ранее под моим командованием отряды Рассохи и Шаповалова… Искренне сожалею о тех, еще не сдавшихся бандитах, надеюсь, что они в самом ближайшем времени тоже последуют моему примеру… Да здравствует всероссийские вожди пролетариата Ленин и Троцкий»{704}.

Наряду с силовыми и агитационно-пропагандистскими методами местные власти использовали и такой новый прием борьбы с повстанчеством как материальное вознаграждение населения и военнослужащих за поимку главарей повстанцев. В частности, за поимку Серова приказом командования ПРИВО за № 0037 была назначена награда в 2 млрд. рублей{705}.

К концу 1921 г. в развитии повстанческого движения произошел окончательный перелом. Основные его силы были разбиты. Остатки или добивались, или сдавались властям. Победу удалось одержать прежде всего при помощи силовых методов, на повстанчество была обрушена вся сила государственного репрессивного аппарата.

Со второй половины 1921 г. повстанчествоа начинает постепенно терять социальную базу. Происходит это под воздействием трех взаимосвязанных между собой факторов. Первый из них уже охарактеризован нами. Это предпринятые государством силовые действия, физический разгром наиболее непримиримых повстанцев, их основных отрядов. Сформировавшаяся во второй половине 1921 г. государственная система борьбы с вооруженным повстанчеством не оставляла ему никаких шансов на успех. Два других фактора имели объективный и необратимый характер. Прежде всего, это страшный голод, обрушившийся на поволжскую деревню в конце 1921 — начале 1922 гг., из-за которого крестьяне просто физически не могли принять активное участие в восстании. И, во-вторых, переход к новой экономической политике, что ликвидировало почву для крестьянского недовольства. Оба эти фактора оказали решающее влияние на изменение политических настроений крестьянства.

О том насколько ужасным стал для крестьян Поволжья голод, свидетельствуют сводки ГПУ:

7–10 января 1922 г. Татреспублика: «На 1 января голодающих насчитывается 1 929 556 человек. Процент смертности увеличивается. В пяти кантонах за неделю умерли от голода 6535 человек, заболели 34 405 человек».

20 января. Самарская губерния. Госинфсводка № 6: «Голод дошел до ужасных размеров: крестьянство съело все суррогаты, кошек, собак, в данное время употребляют в пищу трупы мертвецов, вырывая их из могил. В Пугачевском и Бузулукском уездах обнаружены неоднократные случаи людоедства. Людоедство, по словам членов волисполкома Любимовки, принимает массовые формы. Людоеды изолируются».

27 марта. Царицынская губерния. Госинфсводка № 24: «Зарегистрировано несколько случаев людоедства. В феврале в Царицынском уезде умерли голодной смертью 1189 человек»{706}.

В этих условиях повстанцы объективно оказывались в безвыходной ситуации и, чтобы прокормить себя, должны были вставать на путь самоснабжения за счет голодающего крестьянства. Так и случилось. Уже осенью 1921 г. в губерниях Поволжья во многих селениях крестьяне не только не поддерживают повстанцев, но и выступают против них. Например, в Области немцев Поволжья в сентябре 1921 г. по инициативе крестьян создавались специальные комиссии по борьбе с бандитизмом, в задачу которых входила охрана селений от различных «банд». Источник сообщал, что крестьянами излавливались «целые бандитские шайки вместе с главарями»{707}.

В полной мере эта тенденция закрепилась в 1922 г. Госинфсводки ГПУ убедительно доказывают, что этот год стал годом завершения в Поволжье массового повстанческого движения под политическими лозунгами. Но антикоммунистические призывы повстанцев уже не привлекали крестьян. Как уже указывалось, с одной стороны, зажатые в тисках страшного голода, они не имели возможностей для материальной поддержки повстанчества, а с другой — не желали его поддерживать, после того как большевики отказались от политики «военного коммунизма» и перешли к нэпу.