Они решили действовать по плану и поехать по перевалу Лангада, а спустя несколько часов обогнули Каламату, остановившись, только чтобы заправиться (на этот раз переговоры прошли гладко, потому что говорила в основном Диана), после чего они выехали на дорогу, ведущую на восток через холмы.

Им потребовалось совсем немного времени, чтобы понять, почему местные не пользуются этим маршрутом. Дорога обвивала утес тонкой лентой, по одну сторону которой была суровая серая скала, а по другую – обрыв и поросшее деревьями ущелье.

На каждом витке серпантина Алия боролась с приступами тошноты. Местами дорога сужалась до одной полосы, а увидеть, кто и с какой скоростью едет навстречу, из-за поворотов было невозможно. Даже на двух полосах было так тесно, что всякий раз, когда мимо проносилась другая машина, «Фиат» трясся. Алия убеждала себя, что это всего лишь результат изменения давления между двумя машинами, но закон Бернулли был бессилен перед навязчивым ощущением, что от автокатастрофы их отделяет один невнимательный водитель и они вот-вот или влетят в скалу, или рухнут в бездну.

– Это древняя дорога, – сказала Диана, выглядывая в окно через Алию. – По ней Телемах ехал на колеснице, когда покинул дворец Нестора, чтобы встретиться с Менелаем в Спарте.

– Менелай? Тот, который муж Елены? – спросила Алия.

– Телемаху-то, поди, не приходилось плестись за автобусом с туристами, – прорычала Ним, налегая на клаксон.

– Эй, – сказал Джейсон. – Мы стараемся не привлекать внимания, забыла?

– Спокойно, – сказала Ним, сопровождая каждое слово гудком. – Никто. Не. Обращает. На. Меня. Внимания.

Наконец дорога немного расширилась, позволяя автобусу прижаться к обочине, и Ним промчалась мимо, вынуждая Алию вцепиться Диане в руку и крепко зажмуриться.

– Ним, – пролепетала она, – я понимаю, что ты так гонишь, потому что речь идет о наших жизнях, но если мы не переживем эту поездку, твои усилия окажутся напрасны.

– Да все нормально! – Ним вывернула руль на очередном повороте с таким энтузиазмом, что они дружно повалились влево.

Им пришлось пожертвовать кондиционером, чтобы взобраться на холм, и теперь, когда выхлопные газы автобуса остались позади, Алия высунула голову из окна и жадно втянула воздух.

Та часть ее мозга, что не была занята борьбой с тошнотой, восхищалась красотой окружающей природы, плотными островками сосен, зубчатыми горными грядами и извилистым серпантином. Местами скала нависала над дорогой, как волна, которая вот-вот обрушится вниз; иногда дорога сужалась и машина проезжала по дну длинной грубо вытесанной борозды. Тот, кто прорубил в камне эту дорогу, почти не оставил свободного места по бокам. Алии чудилось, что «Фиат» движется по глотке какого-то чудовища, которое в любую секунду может прочистить горло.

Они проехали мимо указателя, и Джейсон сказал:

– Это было ущелье Кеадас.

– Что на этот раз? – спросила Алия.

– Туда спартанцы сбрасывали врагов, чтобы их никто не нашел. Считалось, что оно бездонно.

– Да, и детей тоже, – добавил Тео. – Тех, что получались неудачные.

– Ужасно, – сказала Алия.

– Это была воинская культура, – сказал Джейсон. – У них были другие ценности.

Тео щелкнул Джейсона по уху.

– Хочешь сказать, для них было в порядке вещей избавляться от каждого, кто недотягивал до твоей идеальной формы?

– Я просто говорю, что времена были другие.

Ним поежилась.

– Варварские времена.

– А наш мир что, сильно лучше? – спросил Джейсон.

– Унитазы, – предложила Ним.

– Антибиотики, – сказала Алия.

– Смартфоны, – сказал Тео.

– Об этом я и говорю. Антибиотики создали новые бактериальные штаммы. Люди настолько зависят от телефонов, что даже не пытаются узнавать что-то для себя.

Алия потянулась к нему и похлопала его по руке.

– Поверить не могу, что ты ругаешь науку.

Джейсон, словно оправдываясь, поднял руки.

– И не думал! Я только говорю, что за все, что делает нашу жизнь такой удобной, приходится платить. Подумайте о том, как технологии изменили современную войну. Много ли мужества требуется, чтобы запустить ракету, сидя по другую сторону экрана компьютера?

– Это правда, – сказала Диана. – Убивать вы умеете.

– Точно, – сказала Алия, думая обо всех успехах, которых ее родители достигли в «Кералис Лэбс», и даже о том, над чем они работали в рамках проекта «Младшая». – Но и лечить тоже.

– И у этого тоже есть цена, – сказал Джейсон. – Каждое поколение слабее предыдущего. Мы не способны адаптироваться и вести полноценное существование без вакцин и генной терапии.

Тео лягнул спинку сиденья Джейсона.

– Господи, Джейсон, ты с каждой секундой все больше напоминаешь типичного спартанца.

– Это просто биология. Я не говорю, плохо это или хорошо.

Тео снова откинулся на сиденье.

– Ну да, я знаю только, что меня бы первого сбросили со скалы. Спартанцы, наверное, не приветствовали щуплых чудаковатых младенцев в своей воинской культуре.

– Это миф, – сказала Диана.

Алия больше не была уверена в значении этого слова.

– Ты имеешь в виду, как Вестницы войны и боги битвы?

– Нет, просто один из известнейших спартанских поэтов был слеп от рождения. Один из их царей косолапил. Они понимали, что воином тебя делает не только физическая сила. Все эти истории про детей, которых оставляли умирать, – афинская пропаганда.

– Слушайте, – сказала Ним. – Знаете, что сказали спартанцы, когда персы потребовали, чтобы они сложили оружие и сдались?

– Нет, – сказал Тео. – Но могу поспорить, там было много крика и сцена боя в замедленной съемке.

– Molon labe, – сказал Джейсон.

– Приди и возьми, – пробормотала Диана.

– Ха! – сказал Тео. – Кто-то знает больше всезнайки.

Ним со свистом вписалась в очередной поворот.

– Тео, мне кажется, у нас еще есть время прогуляться по этому бездонному ущелью.

«Приди и возьми». Не думает ли Диана, что сегодня им придется сражаться? Боится ли она? Или, подобно скрипачу перед концертом, предвкушает возможность показать себя?

– Алия, – сказал Тео, игнорируя Ним, – что ты хочешь сделать первым делом после того, как смоешь с себя свою воинственность?

Алия открыла рот – и задумалась. Поглощенная страхом и надеждой добраться до источника, она никогда не думала над тем, что будет после.

– Как считаешь, я почувствую, что изменилась? – спросила она Диану.