– Чувствую, в церкви нас ждет настоящий спектакль, вот дьявольщина, – проворчал Джек.

– Это верно.

Они опять замолкли, погрузившись каждый в свои мысли, и вдруг одновременно подняли головы и, не сговариваясь, посмотрели в окно.

В следующий миг их взгляды встретились, и Джек почувствовал, как губы сами собой растянулись в улыбке.

– А почему бы и нет?

– Пока остальные…

– Прямо сейчас, – кивнул Джек. Дело касалось лишь его и Томаса. Никому другому не было места за столом.

Томас поднялся.

– Показывайте дорогу.

Джек встал и направился к двери. Томас последовал за ним. Оба уже сидели верхом, вдыхая густой ночной воздух, когда Джеку вдруг пришло в голову, что они с Томасом кузены…

И впервые при мысли об этом у него стало тепло на душе.

Утро уже давно наступило, когда всадники достигли церкви. Джек был здесь прежде несколько раз, навещая семью матери, и древние каменные стены показались ему родными и знакомыми. Небольшое серое здание выглядело довольно скромно. Джеку всегда казалось, что именно таким и должен быть храм Божий.

– Непохоже, что там кто-то есть, – с сомнением заметил Томас. Если его и разочаровала простота архитектуры церкви, то он ничем этого не показал.

– Приходские книги скорее всего в пасторском доме, – отозвался Джек.

Томас кивнул в ответ.

Мужчины спешились, привязали лошадей к коновязи и направились к дому викария. Им пришлось постучать несколько раз, прежде чем за дверью послышались шаги.

Наконец дверь отворилась, и на пороге показалась женщина средних лет, должно быть, экономка.

– Доброе утро, мэм, – заговорил Джек, отвесив вежливый поклон. – Я Джек Одли, а это…

– Томас Кавендиш, – перебил его Томас, коротко кивнув в знак приветствия.

Джек хмуро покосился на него, что не укрылось бы от глаз экономки, не будь она так рассержена неожиданным вторжением незнакомцев.

– Мы бы хотели взглянуть на приходские книги, – объяснил Джек.

Несколько долгих мгновений женщина угрюмо разглядывала непрошеных гостей, а затем неохотно кивнула.

– Книги в задней комнате, – объявила она. – В кабинете викария.

– Э-э… а сам викарий дома? – спросил Джек, слегка запнувшись, когда локоть Томаса уткнулся ему в ребра.

– Сейчас у нас нет викария, – проворчала экономка. – Его место свободно. – Она подошла к потрепанному дивану напротив камина и уселась. – Нам вскоре должны прислать нового. А пока каждое воскресенье из Эннискиллена приезжает священник читать проповедь.

Взяв со стола тарелку с ломтем хлеба, экономка равнодушно повернулась спиной к посетителям.

Джек с Томасом переглянулись.

Похоже, это было приглашение войти.

Что они и сделали.

Кабинет викария оказался просторнее, чем ожидал Джек; в остальных комнатах пасторского дома царила теснота. Одно окно здесь выходило на север, а два других, расположенных по обеим сторонам от камина, – на запад. В небольшом очаге ровно горело пламя, и Джек подошел ближе, протянув руки к огню.

– Вы знаете, как выглядят метрические книги? – поинтересовался Томас.

Джек покачал головой. Он нетерпеливо сжал и разжал кулаки, потом напряг мышцы ног, привстал на носках и снова опустился. Его тело ныло от напряжения, но попытки сохранять неподвижность приводили лишь к тому, что пальцы начинали отбивать на бедре бешеную барабанную дробь. Ему хотелось выскочить вон из кожи. Хотелось…

– Может, это то, что нам нужно?

Джек обернулся. Томас держал в руках большую книгу в коричневом кожаном переплете, потертом и выцветшем от времени.

– Итак? – Голос Томаса звучал ровно, но пальцы дрожали, и Джек заметил, как судорожно дернулся его кадык.

– Посмотрите сами, – предложил Джек. Ему больше не хотелось притворяться. Стоять и делать вид, что читает. Ему невыносимо было даже думать об этом.

Томас потрясенно уставился на него.

– Вы не хотите взглянуть вместе со мной?

– Я вам доверяю. – Джек сказал правду. Он безоговорочно доверял Томасу, тот бы не солгал.

– Нет, – качнул головой Томас, – я не стану смотреть без вас.

Джек чуть помедлил, затем шагнул к столу, бормоча про себя проклятия.

– Вы чересчур благородны, черт побери, – проворчал он. Томас пробормотал в ответ что-то неразборчивое и, положив книгу на стол, раскрыл ее в самом начале.

Джек посмотрел на страницы. Строчки прыгали перед глазами, расплываясь в уродливые кляксы. Он украдкой покосился на Томаса, но тот внимательно изучал записи, глаза его перебегали с одной строчки на другую, пальцы нетерпеливо перелистывали страницы.

И вдруг движения его замедлились.

Джек стиснул зубы, пытаясь разобрать записи. Иногда ему удавалось различить заглавные буквы и цифры, но почти всегда они оказывались совсем не там, где должны были, и выглядели вовсе не так, как он думал.

Вот идиотство. За столько лет он должен был привыкнуть к этим проклятым закорючкам, но все осталось как прежде.

– Вы знаете, в каком месяце поженились ваши родители? – спросил Томас.

– Нет.

– Но приход не так уж велик. Сколько браков заключается здесь за год?

Джек следил за пальцами Томаса. Они скользили по строчкам, дошли до края страницы, перелистнули ее… и остановились.

Джек посмотрел на Томаса.

Тот сидел неподвижно, с закрытыми глазами. Лицо его походило на застывшую маску. Достаточно было одного взгляда на это помертвевшее лицо, чтобы угадать ответ.

– О Боже! – Джеку хотелось зарыдать. Он ожидал подобного исхода и все же надеялся… молился про себя…

Что его родители не были женаты или что доказательства потеряны. Что все окажется неправдой, потому что вышла ошибка. Это немыслимо. Такого не могло случиться. Только не с ним.

И вот он стоит в кабинете викария и притворяется, что читает приходскую книгу. Проклятие! Как могло кому-то прийти в голову, что из него получится герцог?

Договоры?

Да, это будет чертовски забавно.

Арендаторы?

Ему бы стоило нанять надежного управляющего, да вот беда, он не в силах проверить, не обкрадывают ли его.

Зато – у Джека вырвался безумный смех – документы можно будет скреплять печатью. Одному Богу известно, сколько ему теперь потребуется времени, чтобы научиться выводить свою новую подпись, не потея над каждой буквой.

Написание имени Джон Кавендиш-Одли отнимало, казалось, целые годы. Неудивительно, что Джеку захотелось поскорее укоротить его, опустив отцовскую фамилию.