слова и такие крики, что немедленно вернулся на прежнее место. Там он и оставался, пока не вздрогнул от грохота: на пол лачуги упало что-то тяжелое. Снова Габриэль подбежал к двери, услышал молитву патера Поля, прислушивался к ней несколько мгновений, затем до него донеслись стоны, поначалу вторившие голосу священника, но затем перешедшие в рыдания и горький плач. Габриэль еще раз отбежал подальше, чтобы ничего не слышать, и больше не двигался с места. Долго ждал он и мучился, до того долго, что к нему направился один из дозорных, — по-видимому, он забеспокоился, что священника так долго нет. Габриэль дал ему знак отойти и снова уставился на дверь. Наконец Габриэль увидел, как она отворилась, — и увидел, как к нему приближается патер Поль, держа Франсуа Сарзо за руку.

Рыбак не поднимал глаз, чтобы посмотреть в лицо сына, слезы тихо струились по его щекам; он покорно следовал за тем, кто вел его за руку, подобно маленькому ребенку, и, шагая рядом со священником, робко и смиренно внимал каждому его слову.

— Габриэль, — произнес патер Поль, и голос его дрогнул впервые за эту ночь, — Габриэль, Господу было угодно даровать мне полное исполнение всего, ради чего я прибыл в ваши края; я говорю вам об этом, поскольку это все, что вам нужно знать — и, полагаю, все, что вы хотели бы узнать, — о случившемся за то время, пока вы оставались здесь и ждали меня. Все, что я вам говорю, говорится по искреннему желанию вашего отца. И по его просьбе я передаю вам его признание: он тайно последовал за вами к Купеческому столу и обнаружил, как обнаружили и вы, что там не осталось никаких следов его преступления. По его мнению, этого признания достаточно, чтобы объяснить его дальнейшее обращение с вами до нынешней минуты. Далее, я должен передать вам, также по желанию вашего отца, что он в моем присутствии дал обет искреннего раскаяния и повторяет его сейчас при вас следующим образом: когда гонения на нашу веру прекратятся, а они непременно прекратятся, причем скоро, не сомневайтесь, он торжественно клянется посвятить всю свою жизнь и силы и отдать все свое достояние, и нынешнее и будущее, на восстановление и воссоздание придорожных крестов, святотатственно поваленных и уничтоженных в его родной провинции, а также на добрые дела везде, где бы он ни оказался. Я сказал все, что от меня требовалось, и могу попрощаться с вами, а с собой унесу радостное воспоминание о том, как мне удалось примирить отца с сыном и вернуть их расположение друг к другу. Да благословит вас Господь, Габриэль, да дарует Он процветание и вам, и всем, кто вам дорог! Да примет Господь раскаяние вашего отца и благословит всю его дальнейшую жизнь!

Он обменялся с ними долгими, теплыми рукопожатиями, а затем повернулся и быстро зашагал по тропинке к морю. Габриэль не осмеливался заговорить, поскольку не вполне доверял себе, но поднял руку и нежно обнял отца за шею. Они постояли так, глядя на море сквозь пелену слез. Увидели, как лодка отчалила и по сверкающей лунной дорожке добралась до корабля, увидели, как поднялись паруса, и следили за медленно отплывавшим кораблем, пока он не исчез из виду за дальним мысом.

Затем они вместе вернулись в лачугу. Тогда они еще не знали, что более им не доведется встретиться с патером Полем на этом свете.

Глава V

События, предсказанные добрым священником, произошли даже скорее, чем он предвещал. Теперь судьбу Франции определяло новое правительство, и гонения в Бретани прекратились.

Среди прочих предложений, внесенных в парламент, было и восстановление придорожных крестов по всей провинции. При ближайшем рассмотрении оказалось, однако, что кресты эти исчисляются тысячами и даже на закупку дерева, необходимого на их изготовление, потребовались бы огромные деньги, которые обанкротившаяся страна не могла себе позволить. Пока это предложение обсуждалось и еще не было окончательно отклонено, нашелся человек, взявший на себя работу, которой испугалось государство. Когда Габриэль покинул лачугу, поселился с молодой женой на ферме и забрал сестер и брата с собой, Франсуа Сарзо тоже ушел из дома, чтобы исполнить обещание, данное патеру Полю, и пустился в странствия по всей провинции. Долгие месяцы он трудился над своей задачей не покладая рук и не забывал попутно творить добрые дела и с неподдельным великодушием предлагать помощь всем, кому она могла пригодиться. Много миль прошагал он, невзирая на усталость, много дней посвятил тяжкому труду и проникся таким смирением, что готов был попрошайничать, лишь бы добыть древесины на восстановление очередного креста. Никто никогда не слышал от него жалоб, не видел, чтобы он выходил из себя, не замечал, чтобы он уклонялся от работы. Окрестные жители всегда готовы были обеспечить ему ночлег в сарае, корку хлеба и глоток воды, а больше, похоже, он ни в чем не нуждался. Среди тех, кто наблюдал его упорный труд, зародилось убеждение, будто его жизнь чудесным образом продлится до тех пор, пока он не совершит задуманное и не восстановит придорожные кресты по всей Бретани. Однако этого не произошло.

В один холодный осенний вечер кто-то видел, как Франсуа, по своему обыкновению молча и упорно, ставит новый крест на месте прежнего, который в смутные времена разнесли в щепки. А утром его нашли мертвым у подножия священного символа, созданного и воздвигнутого за ночь. Там его и похоронили, и священник, освятивший могилу, позволил Габриэлю вырезать на деревянном кресте эпитафию отцу. Это были всего лишь инициалы покойного со следующей надписью: «Молитесь за покой этой души — он умер раскаявшимся и совершил много добрых дел».

О патере Поле Габриэль слышал с тех пор только раз. Добрый священник написал на ферму письмо, показав тем самым, что не забыл семейство, так сильно обязанное ему счастьем. На письме значилось: «Из Рима». Патер Поль рассказывал, что за служение на благо бретонской церкви его наградили новым, гораздо более почетным заданием. Его отозвали из прихода и назначили главой миссии, которой вскоре предстояло отправиться в далекие дикие земли, дабы обращать их жителей в христианскую веру. А перед отбытием он, как и его братья, разослал прощальные письма всем своим друзьям, поскольку все избранные, которым доверили миссию, прекрасно знали, что достичь поставленной цели сумеют, только если будут готовы с радостью отдать свою жизнь во имя своей веры. Патер Поль благословлял Франсуа Сарзо, Габриэля и всю его семью и в последний раз передавал им всю свою любовь.