я ее. — Почему ты без конца и начала? Кто тебя проложил? Ведь проложил кто-то! Почему ты такая?

Молчала дорога.

Долго я выбирался и лишь поздним вечером вышел к настоящей дороге, и там уже скорей-скорей домой.

Я, конечно, и представления не имел, где находится Та дорога, и не пытался ее отыскать, хотя именно в том месте насобирал чуть ли не целую корзину грибов. И надо бы туда направиться, да ведь как найдешь путь?

В том году я больше с ней не встречался. И если вспоминал, то уже только по-доброму, как грибное место, к сожалению, утерянное.

Но в следующую осень опять набрел на нее, окончательно заблудившись. В этот раз я уже не злился на нее, на такую нескладную, напротив, обрадовался, как старой знакомой, и тут же кинулся искать грибы. Их было много. Они стояли — и старые с повалившимися шляпами, трухлявые, и молодые, крепкие. И подосиновики, и белые, и черноголовики — обабки, и рыжики. Корзина быстро наполнилась, и опять встала передо мной задача: как выбираться домой? И снова шел наобум, куда выведут ноги. Только на этот раз меньше плутал, вышел к знакомому озерку, а там я уже знал, куда идти.

По пути встретил соседа. Тот подивился, где это я столько набрал грибов, — у него было с полкорзины, да и то больше лисичек и горькушек. Я стал рассказывать о дороге.

— Не знаю такой дороги. В каком хоть месте?

— Да вот туда! А в каком — не знаю…

— Знаешь, да не хочешь сказать, — посмеялся добродушно сосед. — Ну и то верно, кто же про свои места говорит. Дурак только…

Не поверил. И никто не верил, когда говорил про ту дорогу. Я уж про себя стал называть ее «Моей».

Было и так. Вышел к ней и увидал лося. Он стоял от меня метрах в десяти и глядел скорее с любопытством, нежели настороженно. Я замер. Стоял и глядел на него, а он на меня. Большой, с широко раскинутыми рогами, мощными, матерыми, с внимательным взглядом темно-коричневых глаз, с густой глянцевой шерстью на боках и ляжках.

— Ну что ты? — сдавленным от робости голосом сказал я. — Чего смотришь?

Он негромко фыркнул, медленно повернулся и пошел не торопясь, словно зная, что я никакого вреда ему принести не могу.

«Значит, здесь совсем глухое место, если ходят лоси и не боятся человека», — подумал я.

Было еще. Встретил лосиху с лосенком. Но они не стали дожидаться, пока я выйду на дорогу, метнулись в чащу и скрылись.

Теперь я уже знал, что Моя дорога находится в совершенно глухом месте, где человек бывает очень редко.

С этого дня, когда корзина была пуста, я даже стал умолять слепой случай, чтобы мне заблудиться и выйти к Моей дороге. Случалось, выходил и тогда возвращался с полной корзиной. Но если никак не мог заблудиться, то ни разу не было, чтобы вышел на нее.

Последние десять лет я не жил в тех местах. И вот снова там. Была осень, и я отправился в лес с корзиной, в надежде заблудиться и выйти на Мою дорогу и там набрать грибов. Но за эти годы, что меня не было, кое-что изменилось. Во многих местах лес был вырублен. Появились оздоровительные комплексы, и вся местность была пересечена дорогами настолько, что заблудиться было никак нельзя. И сколько я ни ходил, сколько ни шел наобум, чуть ли не с закрытыми глазами, все равно выходил на ту или иную гравийную дорогу.

И только никак не мог выйти на Мою.

НА ВОДОРАЗДЕЛЕ

Ведь надо ж, прошло столько лет, а все помнится с малейшими подробностями — так врезалось в память. Ну не прояснись небо — и кто знает, чем бы все кончилось. Случалось, и не раз, когда человек бесследно пропадал в тайге. Так и со мной могло произойти. Тем более — никакого знания тайги. Больше фанфаронства, чем охотничьей сноровки. Кроме одностволки да патронташа еще прямая трубка и на поясе нож — на случай, «если придется вступить в единоборство с медведем». Мне думалось, стоит только войти в лес, как меня тут же ожидают глухари, красавцы олени — изюбры, лоси, а то и медведь. Не зря же я носил медвежью пулю — жакан. И я бы мог здорово отличиться. Еще бы, снабжаю мясом всю изыскательскую партию. Но проходил день за днем, а на моем счету были только две утки и три рябчика. Но надежда не покидала меня.

Так было и в тот день.

Мы добирались к началу участка уже больше трех месяцев по капризной и довольно опасной реке, все дальше забираясь в глубь тайги. Триста километров против течения, через перекаты, минуя завалы, то таща лодки волоком, то на веслах, то на шестах. Утопили соль, сахар, консервы. Так что с питанием нас поджимало. И мяско бы здорово пригодилось.

И вот однажды, когда мы остановились на обед, выбрав открытую косу, чтобы поменьше было комарья и мошки, я решил на часок сбегать с ружьишком в лес. Проводник-эвенк говорил, что в этих местах водятся изюбры. Так почему бы не завалить одного из них?

Солнце стояло над головой, небо было чисто, и я шагал, не боясь заблудиться. Конечно, на всякий случай не мешало бы иметь компас. Но в то время компас был довольно редкая штука, не то что теперь — пошел и купил в спортивном магазине. Но я хорошо обходился и без компаса, и хотя лес был захламленный, перерезанный ржавыми ручьями, поваленными деревьями, заросший кустарником, шел и шел напрямую, потому что солнце было у меня на затылке и я все время наступал на свою тень.

Донимали комарье и мошка. Их в тайге великое множество. Но особенно мерзок «мокрец» — он настолько мал, что, когда табунится перед глазами, похож на дымок от трубки, забирается, куда только хочет, разъедает кожу до крови. Я отмахивался веткой, держа ее в