Геббельс выслушивает доклады и сообщения с фронта, и резюме его вполне цинично: «Крайне интересное ознакомление с мастерской ведения большой войны».

По-прежнему Геббельс пристален к тому, что «английская авиация далеко не полностью использует ситуацию». На Восточном фронте, отмечает он, «на юге упорное сопротивление. Противник обороняется отчаянно и под хорошим командованием. Положение, может, и безопасное, но у нас по горло дел. На центральном участке фронта очень хорошие успехи. Первый мешок затянут. В нем всякая всячина. Уже появились признаки деморализации противника. Трофеи растут… Военно-воздушные силы до сих пор уничтожили почти 4000 вражеских самолетов. В то же время наши потери незначительны… Разлад во вражеском лагере все более усугубляется. Это время надо по возможности полнее использовать. Пожалуй, можно будет этот разлад настолько обострить, что фронт противника придет в колебание». Эта идея владела Гитлером до самого конца в безнадежные дни апреля 1945-го.

29 июня 1941. Вчера: положение на Востоке: на юге, на Румынском фронте, застопорилось, небольшие клинья русских частично на румынской территории. Серьезной опасности нет… На центральном участке все идет по плану. Противник теряет ужасающее число танков и самолетов. Первый большой котел почти замкнулся. На северном участке фронта все тоже идет по плану… Русские защищаются мужественно. Командование действует в оперативном отношении лучше, чем в первые дни.

Это совсем новая, незапланированная ситуация, и, как ни захлебывается в первые дни Геббельс результатами внезапного нападения, не замечать ее не удается.

Он распорядился срочно сочинить песню о походе на Россию, но песня, к его досаде, никак не получается, «наши поэты не могут справиться», он торопит их. Наконец новая песня сочинена. Это совместный труд поэтов, «который я сейчас перерабатываю. После этого он будет неузнаваем, – с обычным самодовольством записывает он. – Великолепная песня». Великолепны фанфары, радиопередача, кинохроника – все, что питает война. Великолепна сама война и предвкушение близкого триумфа. «В США считают положение Сталина отчаянным».

Геббельс обеспокоен пропагандой противника, в особенности сильными радиостанциями России. Совместно с гестапо он пресекает слушание заграничных радиопередач. Прибегнув к содействию фюрера, д-р Геббельс подверг запрету русских писателей и композиторов. (Припомнил ли, чем были для него этот «великий русский» – Достоевский и «моя старая любовь» русская музыка?)

Следя за событиями на Восточном фронте, Геббельс упускает из виду свой «внутренний фронт»: «Небольшой скандал в ОКВ продолжается. Вечно об одном и том же, о компетентности. Теперь к этому прибавляется еще Розенберг, который себя чувствует уже царем России. Если мы когда-либо споткнемся, то в конфликтах по вопросу о компетентности».

30 июня 1941. Мы работаем теперь тремя секретными передатчиками на Россию. Тенденции: первый передатчик – троцкистский, второй – сепаратистский и третий – националистический, русский. Все резко направлены против сталинского режима. Мы применяем все методы и прибегаем к оправдавшим себя во время похода на запад уловкам… Отпечатано около 50 млн. листовок для Красной армии. Отправлено и приказано сбросить с самолетов. Москва изымает радиоаппараты… В Москве нас упрекают в том, что мы хотим реставрировать царизм. Этой лжи мы быстро отрубим голову… В США возрастающий кризис. Рузвельт сидит между двух стульев. Лагерь изоляционистов все больше одерживает верх. В Лондоне фронт противника дает глубокие трещины. Антибольшевизм засел все же глубоко. Всходит посев нашей прежней пропаганды…

Европа объединяется, по словам Геббельса, в «крестовый поход» против Советского Союза. В Испании записалось 50 000 добровольцев.

«Прекрасный воскресный день, хотя идет дождь, но он озарен светом победы… С Магдой и Ш. проверял планы новостроек в Ланке. Вечером Магда уезжает в Мюнхен, чтобы закупить там картины на большой художественной выставке, и в Вену для осмотра здания для наших целей… Темп в Берлине почти захватывает дыхание. В этот период я должен прямо-таки красть для себя время. Но я желал как раз такой жизни, и она действительно красива. Вечером хроника. Прекрасные съемки с Востока. Захватывающее дыхание киномонтажа… Рига в наших руках. Крупные танковые бои под Луцком. Сводки из Москвы очень присмирели».

«РУССКИЕ ОБОРОНЯЮТСЯ ОТЧАЯННО»

1 июля 1941. Вчера: налеты на Гамбург, Бремен, Киль. На этот раз с некоторым успехом… Русские обороняются отчаянно. Русская танковая дивизия прорывает наши танковые позиции… Группа Маннергейма в Финляндии готова к операциям. Группа Дитла выступила в направлении Мурманска. Прорвана линия дзотов… Дела в основном идут хорошо, однако русские сопротивляются сильнее, чем предполагалось вначале. Наши потери в людях и материальной части значительны… – Защищаясь от такой непредвиденной напасти, Геббельс отбирает в мировой прессе все, что служит подспорьем в его пропагандистском хозяйстве, что укрепляет его самого. – Во всех странах необычайно восхищаются мощью наших вооруженных сил… В США возрастающий раскол общественного мнения. Гувер и изоляционисты резко возражают против вступления в войну, а также церковные круги. В Лондоне происходит подобное.

Он записывает, что итальянский корпус, с согласия фюрера, направляется в Румынию, в Норвегии Тербовен формирует легион добровольцев, шведский министр иностранных дел открыто выступает в пользу Германии.

Но все далеко не так превосходно, как это хотел бы видеть Геббельс. Угрожающее бедствие с продовольствием, в которое национал-социализм вверг Германию и всю фашистскую коалицию, и другие осложнения пугают Геббельса и дают о себе знать в записях. «Антонеску без народа. Я это предсказывал… Растущая ненависть к немцам». Борман получил ранг имперского министра. И если в Германии очень плохо с продовольствием, то в Италии и вовсе «безутешная картина». «Повсюду отсутствует организация и систематика. Нет ни карточной системы, ни приличной еды, а вместе с тем большой аппетит на завоевания. Хотят, по возможности, чтобы мы вели войну, а сами пожинать плоды. Фашизм еще не преодолел свой внутренний кризис. Он болен телом и душой. Слишком сильно разъедает коррупция».

Фюрер отклонил снова попытку ОКВ издавать «церковный журнал для солдат». Геббельс, когда-то пожелавший национал-социализм объявить христианской религией, что пришлось не по вкусу Гитлеру, тотчас встроился вслед за фюрером в отрицание христианства. Понаторев в этом, он наставляет заинтересованное лицо: «У солдат теперь есть занятие получше, чем читать трактатики. Я объясняю это и читаю при этом краткую лекцию о бессмысленной логике христианской религии, что и производит на него глубокое впечатление», – упивается он. Его успех, о котором он хвастливо твердит, – успех его статей, выступлений, соперничества с московской пропагандой и проч. – в одном ряду с успехами на фронте и не должен затмеваться ими. Вот и на исходе этого дня, работая над материалом кинохроники, он создает «настоящий шедевр», и никак не меньше.

«КРАСНЫЙ РЕЖИМ МОБИЛИЗОВАЛ НАРОД»

2 июля 1941. Вчера: на Восточном фронте: боевые действия продолжаются. Усиленное и отчаянное сопротивление противника… Армейская группа «Юг»: отражена попытка вражеского прорыва… Под Белостоком отчаянная попытка прорыва. У противника много убитых, мало раненых и пленных. Один красный полк прорвался. Бои нового образца… Рига полностью занята… В общем, происходят очень тяжелые бои. О «прогулке» не может быть и речи. Красный режим мобилизовал народ. К этому прибавляется еще и баснословное упрямство русских. Наши солдаты еле справляются. Но до сих пор все идет по плану. Положение не критическое, но серьезное и требует всех усилий. Русские торжествуют в своих сводках. Немного громко и слишком рано. Мы резко выступаем против этого, – протестует Геббельс, очень чувствительный к срыву представлений о Советском Союзе как о легкой добыче. – Лондон помогает им расфуфыренными описаниями сражений, но мы это уже знаем из нашего похода на запад. Это цветочки, а ягодки впереди. В США становятся все наглее. Нокс[62] произносит дерзкую речь с требованием о немедленном вступлении в войну… Наше положение улучшается с каждым часом. Если продлится так еще несколько дней, то тогда мы преодолеем самое трудное… Мы снова за один день уничтожаем 235 русских самолетов. Если русские потеряют свой военно-воздушный флот, то они тогда погибли. Дай бог!