– И ты в это веришь?

– В гениальность лорда Марка? – Словно для того, чтобы высказать более решительное мнение, чем от нее до сих пор требовалось, Кейт на какой-то момент задумалась. Она так колебалась с ответом, что трудно было предположить, каким он будет, и наконец произнесла своевременное и вполне уверенное: – Да!

– Гениальность в политике?

– Во всем! Во всяком случае, я не знаю, – сказала она, – как иначе это назвать, когда человек оказывается способен без всяких усилий, без насилия, без каких бы то ни было махинаций так интенсивно дать себя почувствовать. Он каким-то образом воздействует на других, и притом так, что они вовсе не замечают в нем причины этого воздействия.

– А если это воздействие неприятно…? – спросил Деншер сознательно легкомысленным тоном.

– Но оно приятно!

– Да уж наверняка не для всех и каждого?

– Если ты себя имеешь в виду, – откликнулась Кейт, – то у тебя на это могут быть свои резоны; и вообще – мужчины не считаются. А женщины не понимают, приятное оно или нет.

– Вот это да!

– Да, верно, – такое требует от него гениальности.

Деншер стоял перед ней, словно задаваясь вопросом, чего же «потребует» все то, что она так быстро, легко и, сверх всего, так занимательно ему ответила, если подвергнуть ее ответ некоторому анализу? Неожиданно что-то, будто от последнего, решающего касания, поднялось в нем и перелилось через край – и это было ощущение собственного везения и вечного разнообразия Кейт, обещания счастья с нею и интереса, который вызывала и создавала она.

– Все женщины глупы – кроме тебя одной. Как могу я даже взглянуть на какую-то другую? Ты совсем иная, иная – и снова иная! Нечего удивляться, что все планы тетушки Мод строятся на тебе, да только ты слишком хороша для того, ради чего она их строит. Даже ваше «высшее общество» не понимает, насколько ты лучше его, – оно слишком глупо – ты вне пределов его понимания. Тебе бы надо его подтянуть повыше – ведь это ты, ты сама стоишь на вершине! Другие женщины, которых приходится встречать – что они такое? – всего лишь давно прочитанные книги. А ты – целая библиотека не только не читанных, даже еще не разрезанных книг! – Деншер почти стонал. Ему было больно от глубины его чувства. – Честное слово, я записываюсь в эту библиотеку!

Кейт слушала его речь, и снова на лице ее было написано все, что она собиралась ему ответить, и снова они смотрели в глаза друг другу и были едины в своем единственном неотъемлемом богатстве – богатстве жизни.

– Это ты вызываешь меня к жизни. Я существую в тебе – не в других.

Однако было похоже, что радостное волнение от их близости само по себе освободило в нем, как это часто бывает с чувством великого счастья, острую пружину страха.

– Только смотри, Кейт, ты не… Знаешь, ты только не…

– Только не – что?

– Только не оставляй меня. Это меня убьет.

С минуту она смотрела на него молча – говорили только ее глаза.

– Так что, ты предпочтешь вовремя убить меня, чтобы помешать этому?

Кейт улыбалась, но он тотчас заметил, что улыбается она сквозь слезы; однако уже через мгновение она совершенно оставила эту частную тему, переключившись на другую, одну из ее собственных, а ее собственные были так тесно связаны меж собой, что темы Деншера могли вместиться туда в лучшем случае только в скобках. Тем не менее ей пришлось пройти до нее некоторое расстояние.

– Значит, ты видишь теперь, как и куда идти?

Она задала свой вопрос перед тем, как они – было уже давно пора! – присоединились к остальным. И она дала ему понять, что имела в виду его путь к Милли.

Деншер несколько сник из-за необходимости новых объяснений, однако Кейт приободрила его, несколько облегчив узнавание. В свете этой ее помощи он теперь мог разобраться в том, что увидит, однако некоторая неясность, не рассеявшаяся со времени его возвращения, все же еще оставалась.

– Есть кое-что, о чем ты решительно должна мне рассказать. Если наша приятельница все это время знает…?

Кейт сразу же снова пришла ему на помощь, определив его беспокойство, но так, чтобы его смягчить.

– Все то время, что мы с Милли здесь становились все более близки друг с другом, а наши с тобой отношения даже не упоминались? Да, если она об этом знает, она понимает, что наши с тобой отношения не могли обойтись без твоих писем ко мне.

– Тогда как она может предположить, что ты мне не отвечала?

– Она такого не предполагает.

– Как же она может представить себе, что ты мне о ней не упоминала?

– Она и не представляет. Она теперь знает, что я о ней писала. И я ей все рассказала. Она обладает теперь такими аргументами, которых вполне достаточно.

И все-таки Деншер по-прежнему оставался грустно-задумчив.

– Она что же, принимает от тебя все так же, как я?

– Совершенно так же.

– Она – просто еще одна такая же жертва?

– Еще одна такая же. Вы – вполне подходящая пара.

– Значит, если что-то случится, – задал вопрос Деншер, – мы сможем утешить друг друга?

– Ах, что-то может случиться, если только ты пойдешь напрямик.

С минуту он через стеклянную дверь рассматривал собравшихся на балконе.

– Что ты имела в виду под словами «пойдешь напрямик»?

– Не беспокоясь. Поступая как заблагорассудится. Попытайся, как я уже тебе говорила, и сам поймешь. Ведь я всегда, совершенно, полностью буду готова помочь тебе советом.

– Ну разумеется – я надеюсь на это! А если она уедет?

Это озадачило Кейт, но лишь на мгновение.

– Я ее верну. Вот так-то. Тебе не удастся сказать, что я не гладко вымостила тебе дорожку.

Ему приходилось идти на все это, и это было странно, но мгновение спустя уже не странность была здесь важнее всего. Деншер оказался в невиданно чудесной шелковой паутине, и это было занятно.

– Ты меня портишь!

У него не было уверенности, что миссис Лоудер, вновь появившаяся в этот момент в гостиной, не слышала произнесенных им слов; вероятнее всего – нет, ее внимание было поглощено миссис Стрингем, вместе с которой она шла через комнату и которая уже (хотя не так скоро, как могла бы) с нею прощалась. За ними следовал лорд Марк, а вслед ему и другие гости, однако, прежде чем компания стала расходиться, произошли еще два-три события. Во-первых, Кейт улучила момент, чтобы украдкой шепнуть ему: «Теперь тебе надо уйти!» Затем она открыто обратилась к лорду Марку, подойдя к нему и сказав почти с упреком: «Идите же сюда и поговорите со мной!» – вызов, через мгновение принявший, на глазах у Деншера, осознанную форму их уединения в дальнем углу гостиной, правда не в том же, какой недавно занимал с Кейт он сам. А третьим было то, что миссис Стрингем, торопливо и беспорядочно прощаясь со всеми, как ему показалось, бросила ему беглый, но довольно многозначащий, серьезный взгляд, в котором он позднее «вычитал» такой смысл, что если бы он случайно захотел перекинуться с ней парой слов после обеда, она была бы к этому готова. Впечатление это было, естественно, мимолетным, однако оставило у него ощущение чего-то, что он, по собственному небрежению, проглядел. Оно, возможно, несколько обострилось из-за ее официального «Доброй ночи, сэр!», когда она шла мимо него, но с этим уже ничего поделать было нельзя благодаря проворству другого молодого человека, которого Деншер к этому времени счел даже более безопасным, чем он сам. Этот персонаж предвосхитил попытку Деншера открыть для нее дверь и явно намеревался – разумеется, с тайными дальними видами на Милли, как мог предположить наш герой, – проводить миссис Стрингем до кареты. А дальше произошло вот что: тетушка Мод, отпустив приятельницу, немедленно обратилась к Деншеру со словами: «Подождите минутку!» Они прозвучали как приказание, которое одновременно и задерживало его, и разрешало уйти, и она не заставила его ждать более обещанной минуты, хотя желания уйти, надо заметить, он еще не выказал.