Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мама замолкает. Папа закрывает в ванной воду.
– Справка у Машки в карманчике, – чеканит уже совсем одетая мама. – Я ушла.
И она мгновенно исчезает.
– Эй! – кричит папа, выбегая из ванной. – Ты куда?
Папа с Машей приступом берут автобус. Папа с Машей на руках стоит на передней площадке. Шум, давка.
– Уступите человеку место!
– Не видите: папаша с ребенком.
– Парень! Давай свою, у меня одно колено свободно! – предлагает папе молодой человек с мальчишкой на руках.
Папа с готовностью передает Машку через головы.
– А вот это неразумно! – шепчет ему чиновничьего вида дама. – Неизвестно, в каком контакте тот мальчик!
– Отдайте ребенка! – пугается папа. – Нам сходить!
Машку возвращают папе таким же образом, и хоть сходить им еще не надо, но раз уже так получилось, они выскакивают на одну остановку раньше.
– Ура! – кричит Маша. – Будем гулять прогулкой!
– Так не говорят, – объясняет папа.
– Нет, говорят! – упорствует Маша.
– Не люблю упрямых девочек, – говорит папа. – Мы гуляем пешком.
– Пешком-мешком, – отвечает Маша.
Папа достает газету и на ходу ее развертывает.
– Пап! – говорит девочка. – Посмотри!
– Ты что – воробьев не видала? – сердито говорит папа.
– Разве ж это воробьи? – удивляется девочка. – Воробьи – маленькие. Как мышки. А эти – как кошки.
– Смотри лучше под ноги, – говорит папа и быстро спрашивает: – Трижды три?
– Сорок семь, – отвечает девочка.
– Думай! – сердито говорит папа.
– Шестнадцать? – дурашливо спрашивает девочка и объясняет: – Это не воробьи. Эти птицы обзываются галками.
– Трижды три! – папа строг и недоволен.
– Трижды три, – тянет Маша, – это… А маленькие галки – галушки?
Но тут они подошли к калитке детского сада, и папа дернул ее на себя. Калитка не поддалась, потому что была закрыта, закручена бечевкой. Папа стал стучать по ней ногой. Маша засмеялась и стала стучать тоже. Так они стояли и стучали, и вся изящненькая металлическая ограда детского садика позванивала, дрожала и будто бы пела.
– Черт знает что! – сказал папа.
– Черт знает что! – повторила Маша.
– Не ругайся! – сказал папа. – Где ты такое слышала?
Маша смотрит на него лукаво:
– Не скажу!
На шум вышла нянечка. Она идет к ним по дорожке очень медленно и очень молча. Подошла к калитке, но вместо того, чтобы ее открыть, стала выискивать что-то на траве – ногами и руками раздвигает траву, и ни слова, ни слова.
– Что же вы нас не пускаете? – угодливо спрашивает папа. – Машенька выздоровела и очень по садику соскучилась.
– Нет, – говорит Маша, – я не соскучилась. Что вы ищете? – спрашивает она.
– Не твое дело, – говорит папа. – Может, я могу вам помочь?
Нянечка посмотрела на него внимательно, и все ее лицо выразило такую мысль: ну чем, чем ты мне можешь помочь в этой жизни, несчастный очкарик?
Папа понял мысль и смутился.
– Да, конечно, – пробормотал он.
Нянечка носком зацепила какую-то бумажку, радостно ахнула, наклонилась и взяла ее, потом дунула на нее, насмешливо посмотрела на папу, слегка плюнула на листок и изо всей силы пришлепнула его к столбу, на котором ему, видимо, и полагалось висеть. Пришлепнула громко, даже вороны с шумом слетели с крыши. И ушла. Папа прищурился сквозь очки и прочитал: «У нас карантин».
– То есть как?! – закричал он. – Мы же выздоровели!
– Смотри, – сказала Маша, – у птиц кончилось собрание.
Папа еще раз потряс калитку.
– Что же нам делать? – крикнул он нянечке.
Она остановилась, повернулась к ним и сказала:
– А как же люди жили в старое время? Без садиков?
– Какое время?! – закричал папа. – У нас же работа! А ребенок абсолютно здоров. Вот документ! – и он потряс над головой справкой.
– А в садике – болезнь. – Нянечка закрыла за собой дверь в дом.
– Ой! – сказала Маша. – Ой! Ура! Пошли скорей домой, меня дочка ждет!
– Какая дочка? – пробормотал папа и потащил Машу к телефону-автомату.
– Я ее положу спать, а ты мне почитаешь про Винни-Пуха, а потом, а потом… Ой! Что будет потом?
– Суп с котом! – сказал папа, заходя в автомат.
Маша прыгает возле и поет:
Садик заболел – ура!
Садик заболел – ура!
У него температура сорок!
Пусть ему вызовут врача!
Я не буду ходить в больной садик!
В больной садик дети не ходят.
– Ах, черт! – говорит папа, потому что автомат съел монету.
Высунулся из кабины, смотрит вокруг. Никого. Только из-за угла медленно идет старик с пустыми молочными бутылками.
– Эй! – кричит папа. – Эй! Дайте двушку! – И протягивает старику рубль.
Старик берет рубль, присаживается на камень и начинает отсчитывать из кошелька монеты.
– Не надо! – вопит папа, схватив первую. – Не надо.
Но старик тщательно считает. Маша стоит и смотрит, как он столбиками выкладывает монеты.
– Аспидов! – кричит в телефон папа. – Аспидов! Я опоздаю минут на десять. Мне надо приткнуть ребенка. Карантин, черт его дери за ногу!
Идет к Маше и берет ее за руку. Старик протягивает ему мелочь.
– Папа, – спрашивает Маша, – а как ты меня приткнешь?
– Черт! – говорит папа. – Проблема!
– Черт! – повторяет Маша. – Дери его за ногу!
– Перестань ругаться! – возмущается папа. – Тебя этому в садике учат?
– Нет, – смеется Маша, – ты!
– Я? – удивляется папа. – Я этого слова вообще не знаю.
– Я тоже, – говорит Маша. – Черт! Черт! Черт! Не знаю совсем.
– Получишь по губам, – сердится папа. – Ладно. Выхода нет. Ты едешь со мной на работу.
Тетенька из бюро пропусков стоит насмерть.
– И думать не думай, – говорит она папе. – У меня без пропусков не ходят – ни малые, ни старые.
– Ладно, – отвечает папа. – Пусть тогда с вами посидит, я пришлю Аспидова с пропуском.
– Пусть посидит, – соглашается тетя. – Но я за нее не отвечаю.
– Не надо, – смеется папа, – не надо. Она просто посидит.
– Я не отвечаю, учтите! – повторяет тетенька.