Я подошла к столу, придвинула стул и села.

— Все захватили с собой домашних питомцев. Меня не предупредили.

Внезапно восторженный вой нарушил тишину, и в дверной проем выскочил Грендель. Он проскакал через весь стейк-хаус, поскользнулся на полу, врезался в стул и уронил мне на колени дохлую крысу.

Потрясающе.

Волхвы недоуменно уставились на нас.

— Спасибо. — Я опустила крысу на пол и потрепала Гренделя по загривку. — Мы начнем в ближайшее время.

— Что это? — Григорий таращился на собаку.

— Бритый пудель.

Технически он теперь скорее короткостриженый пудель, но кого волнует семантика.

— Нелепо. — Григорий откинулся назад. Его голос звучал резко и без акцента.

— Вы выглядывали в окно? — Спросила я его.

Стейк-хаус располагался на вершине невысокого холма. Позади него пролегал Пальметто, заполненный сейчас копами и людьми в униформе парамедиков. Они методично упаковывали трупы и погружали их в машины, один на другого, как дрова.

— Все это очень ужасно, — заговорил волхв Белобога.

— Меня не устраивает это ожидание, — ворчал Григорий. — Чего мы ждем?

— Меня. — Из-за дверного проема раздался пронзительный голос Кэррана.

Волхвы вздрогнули. Кэрран прошел через зал, пододвинул стул и сел рядом со мной. Позади него материализовался Барабас:

— Добро пожаловать, Григорий Семенович, Василий Евгеньевич, Евдокия Ивановна. Могу я вам что-нибудь предложить? Кофе, чай?

— Горячий чай с лимоном, — сказала Евдокия.

Барабас помахал рукой. Иезавель принесла блюдо с чайником и несколькими чашками, поставила его на стол и заняла место у ближайшего стола.

Джим пододвинул стул и сел справа от Кэррана. Андреа села слева от меня. Барабас и Дерек остались стоять за нашими стульями.

— Это все нас не касается, — начал Григорий. — Вы не руководите нами.

— Мы уедем, когда решим сами, — добавил Василий.

— Вы привели Кемена? — Кэрран задал вопрос.

Григорий откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди:

— А если да, то что?

— Вы укрываете человека, чей аппарат унес жизни сотен людей. — Кэрран чуть наклонился вперед. — Из-за этого устройства умирает моя подопечная, четырнадцатилетняя девочка. Один из моих людей мертв, а двое тяжело ранены. Ваш волхв напал на мою подругу. Прежде чем мы пойдем дальше, давайте проявим жест доброй воли. Вам необходимо предоставить доступ к Кемену.

Белые брови Василия приподнялись:

— Или же?

— Или эта встреча окончена. Мы будем рассматривать ваши действия, как объявление войны.

Волхвы переглянулись между собой.

— Мы соблюдаем договоренности о ненападении во время собраний, — продолжал Кэрран. — Вы можете спокойно уйти. Возвращайтесь домой, поцелуйте своих жен, обнимите детей и приведите дела в порядок, потому что завтра я сожгу ваш район дотла. Мы убьем вас, ваши семьи, соседей, ваших домашних животных и всех, кто встанет на нашем пути. Нападение на мою семью не останется безнаказанным.

Да, это лучший довод, что я когда-либо слышала.

— Нет, — ответил Василий. — Никакой войны.

На плече Григория закаркал ворон. Волхв Чернобога поморщился и позвал:

— Роман.

Тот наклонился к нему.

— Tashi yego suda.

Роман сорвался с места и исчез в глубине ресторана.

Я подвинулась ближе к Кэррану и прошептала:

— Они ведут его.

— Хороший чай, — произнесла Евдокия.

Прошла долгая минута, прежде чем Роман снова появился, ведя человека за плечо. На мужчине были мятые брюки цвета хаки и свитер поверх классической рубашки, которая знавала свои лучшие дни: грязь запачкала изгиб воротника в том месте, где она касалась шеи. Были предприняты некоторые усилия, чтобы убрать его светло-каштановые волосы с налитых кровью глаз, но они неопрятными прядями торчали за ухом. Он смотрел по сторонам с потерянным видом, как будто не знал, где он и почему.

Адам Кемен. Источник всего происходящего хаоса.

Роман вытащил перед ним стул и усадил на него Кемена одним грубым толчком. Когда Роман выпрямился, его взгляд остановился на чем-то справа от меня. Его зрачки слегка расширились. Он быстро опомнился и отступил обратно за стул Григория. Я взглянула направо и увидела, куда смотрел волхв: Андреа рядом со мной тихонько перелистывала свои записи. О, парень.

Иезавель подпрыгнула со своего стула:

— Могу я убить его? Могу я убить его, пожалуйста?

Я покачала головой. Она упала обратно за стол, громко вздыхая. Требовалась вся моя воля, чтобы не превратить лицо Кемена в кровавую кашицу. У меня едва хватало терпения для себя, не говоря уже о ней.

— Смотри. — Кэрран указал на окно.

Внизу, в Пальметто, отъезжал грузовик. Другая машина уже парковалась на его месте. Парамедики остановились, пока он маневрировал, и возобновили погрузку тел.

— Я видел, — тихим голосом отозвался Адам. — Я смотрел через окно машины. Многие люди мертвы.

— Из-за тебя, — сказала я. — Ты создал это. Для чего?

— Ради жены, — ответил он. — Я просто хотел, чтобы больничные аппараты работали, вот и все.

— Первое устройство было для твоей жены, — заговорила Евдокия. — Зачем ты построил второе?

Адам пожал плечами.

— Потому что это то, что я делаю. Если заработал маленький, то следует создать улучшенный. Просто чтобы убедиться. Больше я ничего не могу построить. — Он поднял руки. Основания обоих больших пальцев рук опухли и покраснели. Кемен сжал руки в кулаки. Его большие пальцы не сдвинулись. Ему перерезали локтевую коллатеральную связку.

— Вы его покалечили? — спросила я Василия.

Белый волхв вздохнул.

— Мы его предупреждали. Он не послушался. Durnoi chelovek.

Значит, глупый человек. Да это еще мягко сказано.

— Голова светлая, — продолжал Василий, — а мудрости нет. Его отца очень уважали в общине. Он сделал много хорошего для разных людей.

— Был выбор: или это, или убить его, — сказал Григорий. — Ему нельзя доверять. Он снова может построить что-нибудь, из-за чего мы все можем умереть.

— Я уже ничего не могу построить, — сказал Адам. — Даже отвертку держать. Ни гаечный ключ, ни кисть. Это конец. Vse koncheno. Моей жизни конец.

Я вскочила на ноги, схватила его за волосы и повернула голову к окну.

— Это их жизнь окончена. Мой ребенок умирает из-за тебя, проклятый засранец, а ты ноешь из-за своих рук? Смотри на меня. Посмотри мне в глаза. Я хочу снять с тебя шкуру заживо, понимаешь?