В суровых условиях Отечественной войны особо ярко выявились мужество, стойкость, непримиримость, чистота и принципиальность советского человека — качества, доказанные величием его дел.

Не видел этого Зощенко!

Видимо, автор повести находил время потолкаться по пивным, но не нашел в своей жизни и часа, чтобы побывать на заводах.

Противно читать повесть. Непригляден и сам автор. Напрасно мы думали в свое время, что Зощенко искал заплеванного обывателя, стремясь показать его как умирающую частицу давно забытого прошлого. Будничная, ничтожная суетня, темный быт, мелкая жизнь мелких людишек — вот основной сюжет всех произведений Зощенко. Герои его произведений — это пакостники, приспособленцы, притаившиеся где-то в тени до „лучших“ времен.

А теперь мы думаем, что этот „птицевод-сапожник“, „враг интеллигентского труда“, герой повести „Перед восходом солнца“ и есть оставшийся в жизни, владеющий пером обыватель.

В Советской стране немного найдется людей, которые в дни борьбы за честь и независимость нашей родины нашли бы время заниматься „психологическим ковыряньем“, изучая собственную персону. Советским людям скучать некогда, а рабочим и крестьянам никогда и не были свойственны такие „недуги“, в которых потонул Зощенко.

Как мог написать Зощенко эту галиматью, нужную лишь врагам нашей родины?

Хочется спросить и редколлегию (т.т. Ильенкова, Панферова, Павленко и других) литературно-художественного и общественно-политического журнала „Октябрь“, для какого читателя предназначали они эту повесть?

Завоевать любовь читателей правдой, а не пошлятиной — долг советского писателя.

Если бы Зощенко усвоил эту мысль, ленинградцам не пришлось бы испытывать чувство стыда за писателя, работавшего в Ленинграде.

Мы твердо уверены, что в нашей стране не найдется читателей для 25 тысяч экземпляров повести Зощенко.

Редколлегия журнала „Октябрь“ допустила преступную небрежность, поместив в наше время на страницах журнала это пошлое и вредное произведение».

В то время тираж журнала «Большевик» был 100 тысяч экземпляров.

Остановимся еще на механике появления статьи в журнале «Большевик». Статья «ленинградских рядовых читателей» — двух инженеров, рабочего-слесаря и учительницы (в окончательном варианте профессии авторов были сняты) — родилась, как положено, в недрах Ленинградского горкома партии, в отделе пропаганды и агитации, и должна была выразить гневный протест здешней общественности против повести Зощенко, который по-прежнему считался ленинградским писателем. Первоначальный ее текст доводился затем до конечного вида по указаниям самого Жданова, члена Политбюро, секретаря ЦК, возглавлявшего ленинградскую областную и городскую партийные организации. В одном из пунктов своих указаний Жданов требовал: « еще усилить нападение на Зощенко, которого нужно расклевать, чтобы от него мокрого места не осталось». В то время он уже готовился к переходу с «периферии» на работу в Москву, непосредственно в ближайшем окружении Сталина (что и произошло в этом же 1944 году), и использовал любой повод выказать свое рвение.

Так действовала идеологическая партийная машина, обслуживаемая профессионалами своего дела.

Затем еще добавил ошеломления Зощенко опубликованный как статья в следующем номере «Большевика» доклад Н. Тихонова, не соответствовавший своей резкой осудительностью тому, что тот говорил на писательском пленуме. Это было второе отступничество Тихонова от своих же слов — он читал «Перед восходом солнца» еще в рукописи и тогда безоговорочно одобрил повесть. Теперь при встрече с Зощенко давний друг и «серапионов брат» Тихонов, ставший руководителем ССП, извинялся, сбивчиво объяснял, что от него потребовали усиления критики, что он был вынужден критиковать таким образом, исполняя приказ, хотя с ним и не согласен…

И все-таки проработка Зощенко зимой 1943/44 года не стала для него в тот момент крестным путем. Своевременное покаяние отвело тогда от него сию чашу. И не подошел еще срок для всеохватного действа, в котором ему будет отведена одна из главнейших ролей. Пока же это была для него репетиция — и оскорбительного публичного поношения, и общественной изоляции, и страха ареста, безденежья, отступничества друзей, и собственного покаяния.

Чтобы вернуться в родной город, Зощенко нужно было получить оттуда официальное разрешение — «вызов». И так устроилось, что Лидия Александровна Чалова в марте 1944 года поехала в Ленинград в служебную командировку. Гослитиздатовские дела она успешно совместила с настойчивыми хождениями «по всяким инстанциям», стараясь, как просил ее Зощенко, оформить этот документ. Но после статьи в «Большевике» многие должностные лица отказывались от всякого содействия Зощенко. Выручил главный редактор журнала «Звезда» В. Саянов, который сам пошел в Смольный и добился там требуемого разрешения. С этим документом Чалова и возвратилась в Москву. А через две недели Зощенко уже был в Ленинграде, у себя дома.

В начале июля он писал Чаловой:

«…Живу, в общем, средне. Дома не очень хорошо. Тоскливо весьма, и отвык совершенно. Так что спасаюсь работой. Устроил небольшой огород (на Марсовом поле). Вскопал две грядки, посадил редиску и картофель.

Знакомых мало. Друзей и вовсе нет. Любовных дел — никаких. Раза два был в театре. В общем, как видишь, ничего особенного. И ничего привлекательного нет в моей горестной жизни. Хожу с постной мордой по набережной. Но, впрочем, не тоскую, и хандры нет.

Очень уж хорош город. Не перестаю радоваться, что снова здесь…»

В другом письме, в конце июля, он поведал ей о своих творческих делах:

«…Почти четыре месяца я провел тут весьма одиноко и, пожалуй, уныло. Работал много, но, как я тебе доложил по телефону, без особо ярких результатов. Так что ты была права — надо было жить в Москве. Для работы это было бы правильно. Но уж очень я намаялся, таскаясь по чужим домам и квартирам.

Но, в общем, полагаю, все тут утрясется. Работаю много, и большой печали у меня нет на душе. Здоровье, впрочем, посредственное. И постарел изрядно…

Я теперь вроде начинающего. Мне-то это безразлично, даже легко. Но тебе, вероятно, будет досадно за меня, будешь огорчаться. А по мне, все равно чем заниматься. Хоть куплетами. Работать буду, а что именно — это уж не такой значительный вопрос. Несомненно, театром займусь. Опереттой. Эстрадой. Мало ли дела.

Отдаю себе полный отчет, что все это не на 2–3 дня. Тут процесс длительный, так как дело не только во мне, а в новом требовании к искусству… В общем, надежд у меня много. Однако трудности будут дьявольские…»

Шторм после девятого вала — разгромной статьи в «Большевике» — начал понемногу стихать, с конца 1944 года его уже печатали в «Известиях», «Комсомольской правде», в журналах «Звезда» и «Ленинград». Потом пошли книжные издания. В 1946 году, до августовского постановления ЦК, у него успели выйти в свет три книги — две в ленинградских издательствах, одна в Москве, в «Библиотеке „Огонька“»… Вместе с другими ленинградскими писателями Зощенко был награжден медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.». А летом 1946 года он — решением Ленинградского горкома ВКП(б) — стал даже членом редколлегии журнала «Звезда».