с Хасимом и его наркоманами начала худо-бедно складываться. Поток страждущих не иссякал — курьеры от Узбека едва успевали подвозить черняшку и колёса, не забывая сообщать о соответствующих изменениях в еженедельных выплатах. Ставиться в доме Сися больше не пускал, памятуя о стремном случае с мусором и тем торчком, но денег и без этой дополнительной услуги хватало на то, чтобы досрочно выплатить долг, регулярно заносить положенные суммы Узбеку, выплачивать причитающееся товарищу майору и даже иногда вызывать в Александровку блядей. Не самого первого разбора, зато и не особо взыскательных — от дудки у Сиси плохо стоял, поэтому он развлекался, как это называлось в прейскуранте, «лесби-шоу», после которого ездил мразям по ушам с рассказами про непростую, но интересную бандитскую жизнь.

Жизнь вот-вот собиралась стать еще интереснее.

Он всё еще мусолил мерзотный слегка газированный кофе и собирался двинуть во двор поссать (там был деревянный нужник; в таком, правда, состоянии, что Слава предпочитал делать свои дела рядом, прямо на землю — жаловаться и возмущаться всё равно было некому, гха-гха), как в дверь поскреблись.

— Рано, э! — чисто из вредности крикнул Сися. Ему нравилось ощущение власти над зависимыми от дряни недоделками. Себя он, кстати говоря, зависимым вовсе не считал — пара напасов в день (их была далеко не пара) никого еще не сделали наркоманом (он был вполне сформировавшимся торчком). — Жди, еб твою!

В ответ в дверь с такой силой врезали ногой, что она задрожала в петлях.

«Блять», — раздосадованно подумал Сися и поспешил открывать. С такой настойчивостью мог ломиться либо тот страшный мусор, либо кто-то от Хасима, либо окончательно охуевший нарик, над которым он сейчас как следует поглумится — только, конечно, предварительно продав всё, что полагается.

На пороге стоял Шварц.

Чашка с недопитым кофе выпала из ослабевшей Сисиной руки, покатилась по полу и через несколько секунд, как бы нехотя, разбилась.

Гость отодвинул Славу и, так и не сказав ни слова, прошел вглубь дома.

Выглядел Шварц кошмарно. Его голову покрывали проплешины и клочья седых волос, глаза заплыли, он сильно похудел и почему-то держался левой рукой за бок грязного и воняющего гнилью кожана.

Двигался он, тем не менее, с неприятной и неуместной бодростью, словно в его теле сидел кто-то гораздо более здоровый, спортивный и ловкий.

— Ты теперь, да? — просипел он, не оборачиваясь.

Сися засуетился.

— В смысле я?.. Я тут это, понял, для Хасима решаю, я сам-то не при базарах, до тебя вопросов нет…

Шварц хмыкнул, поудобнее перехватив что-то под кожаном.

— Вопросов нет, — повторил он. В тоне слышалась издевка. — Думал, по ходу, что Шварц коня подвязал, так можно его темы подобрать?

В голове Сиси запульсировало выражение давно покойной бабушки: «Индюк думал, да в суп попал». В суп попадать совсем не хотелось — только, вроде бы, жизнь начала налаживаться. Он поспешил сменить тему:

— Братан, а ты как меня нашел?

Шварц не ответил. Понятно было, как он нашел — до событий в Танаисе это и правда была его тема, так что достаточно было пробить движения по знакомым нарколыгам. Сися попробовал с другой стороны:

— Дудку будешь? Гашик хороший притаранили, у Хасима там, короче, прямой канал из Афгана. Я не по курсам, как там че, но…

— Малолетки где? — перебил гость, мерявший шагами комнату. Осколки чашки похрустывали под его размочаленными говнодавами.

— А?.. Что?.. — Сися только сейчас понял, что Шварц конкретно не в себе.

— Те мрази, которых я учил тогда. Жирный пиздюк, кучерявый, дерганый и Шамана брат. Где они?

Вот уж о ком Сися в последние недели вообще не думал, так это о ебучих восьмиклассниках — головняков хватало и без них. Неожиданно для себя он взбесился: какого хуя он вообще стелется перед этим чертом?! Шварц теперь вообще не при базарах, иначе бы ему, Сисе, так просто не передали его тему. Да и тот эпизод с окурком в лицо он не забыл.

Он вообще мало что забывал — несмотря на то, что конкретно торчал.

— Не похуй тебе, где они? — рявкнул он. — Давай, Шварц, попиздели — и хватит, у меня дел дохуища. Если че-то надо взять — маякуй. Нормально по-братски сделаю, гха-гха!

Что произошла какая-то непонятка, Сися сообразил уже после того, как по штанине треников потекло теплое и бедро пронзила острая боль.

Он взвизгнул и упал.

Шварц бесстрастно смотрел сверху вниз.

Разделочный нож, еще секунду назад прятавшийся во внутреннем кармане кожана, вяло покачивался в его опущенной руке.

— Всему учить надо… Я научу, не ссы.

Он быстро опустился на одно колено и несколько раз ткнул пытавшегося отползти Сисю острием. Нож оставил неглубокие, но сразу начавшие обильно кровоточить раны на боку, спине и предплечье многострадальной раздробленной руки.

— Сука!.. Ты че!.. Ты че!.. — заверещал истекающий кровью Сися.

— Где малолетки? — повторил Шварц, вытирая окровавленное лезвие о Сисины треники.

Его лицо исказила гримаса, поредевшие зубы желтели из-под вздернутых, как у рычащей собаки, губ, но глаза остались бесстрастными и пустыми.

— Братан, я не по курсам!..

— Не научился… — вздохнул Шварц и посмотрел в пространство над Сисиной головой. Туда, в это пространство, он извиняющимся тоном продолжил: — Батя прав был. Всех надо учить. Никто не понимает. Ученье — свет, а неученье — тьма.

Он перехватил нож поудобнее.

— Стой, стой, братан! Але-мале! Тормозись!.. Я без понятия реально! Один на Нахаловке вроде живет, еще один на Текучева!..

— Нахаловка, Текучева… — задумчиво повторил Шварц. — Нахаловка большая, Текучева длинная. Играл ты, Сисянчик, и не угадал ни одной буквы.

Цитата из популярной передачи «Капитал-шоу “Поле чудес”» вполне могла стать последним, что Сися услышал в жизни, если бы он вдруг не вспомнил.

Записка, которую они отобрали у дерганого лоходрома!.. Еще когда жирный рыпнулся его защищать и огреб пиздов! Как же там было-то…

— Там, понял, у припезднутого соседка — Коровина! Я запомнил, фамилия стегающая! Это на Нахаловке. Пробей, не знаю, через паспортный стол, братан! Через нее полюбасу найдешь. Он там рядом с ней, сто процентов!

Шварц поднялся и спрятал нож обратно в недра кожана. Он прошелся вокруг подвывающего Сиси, подумал и вдруг резко двинул пяткой в одну из досок, покрывавших пол. Доска с треском сломалась.

— Заберу за беспокойство, — сказал он в ту же точку за Сисиной головой.

Шварц вытащил из тайника сумку с недельными запасами дури, закинул ее за спину и, не говоря больше ни слова, скрылся во мраке Александровки.

80