Ортега разъяренно вскрикнула. Она продолжала стрелять, как показывало мне боковое зрение, куда-то вверх. Где-то над нами брызнуло осколками разбитое пулями стекло.

Пулеметчик вскочил на ноги. Успев разглядеть безликие черты синтетической оболочки, я всадил в него пару пуль. Синтетик отлетел назад к стене, продолжая поднимать оружие. Я бросился на пол.

Купол у нас над головой разлетелся вдребезги, проваливаясь внутрь. Ортега что-то крикнула, и я откатился в сторону. Рядом со мной на пол рухнуло вниз головой безжизненное тело.

Пистолет-пулемет дал очередь, нацеленную в никуда. Опять что-то крикнув, Ортега распласталась на полу.

Я приподнялся над телом убитой женщины и снова выстрелил в синтетика, три раза подряд, один за другим. Пистолет-пулемет умолк.

Тишина.

Я поводил «немексом» влево и вправо, держа под прицелом углы приемной и входную дверь. Разбитые края купола над головой. Ничего.

— Ортега?

— Кажется, жива.

Она лежала на полу в противоположном конце помещения, приподнявшись на локте. Прозвучавшая у неё в голосе боль опровергла слова. Шатаясь, я поднялся на ноги и направился к Ортеге, хрустя разбитым стеклом.

— Где болит? — спросил я, помогая ей сесть.

— Плечо. Долбаная сучка зацепила меня из «санджета».

Убрав «немекс», я осмотрел рану. Луч выжег длинную диагональную полосу на спине куртки Ортеги, пройдя через плечевую накладку. Тело под накладкой обгорело, в центре — узкой полоской до самой кости.

— Тебе повезло, — с деланной небрежностью произнес я. — Если бы ты не пригнулась, она бы попала в голову.

— Я не пригнулась, а просто рухнула на пол, твою мать.

— Ничего, терпимо. Хочешь встать?

— А ты как думаешь? — Приподнявшись на коленях и здоровой руке, Ортега выпрямилась и тут же поморщилась. — Чёрт, больно!

— Полагаю, тому бедняге в дверях досталось хуже.

Опираясь на меня, Ортега обернулась. Наши глаза разделяли какие-то считанные сантиметры. Я спокойно выдержал её взгляд, и по лицу Ортеги восходом солнца разлилась улыбка. Она тряхнула головой.

— Господи, Ковач, ну ты и ублюдок, дьявол тебя побери! Таким шуткам учат в Корпусе или это твой личный дар?

Я повел её к выходу.

— Мой. Пошли, надо глотнуть свежего воздуха.

У нас за спиной послышался неожиданный шорох. Молниеносно обернувшись, я увидел, как синтетическая оболочка с трудом поднимается на ноги. Последним выстрелом я снес ей полчерепа, и в голове на месте лица зияла отвратительная дыра. Раздробленная правая кисть безжизненно висела на онемевшей окровавленной руке, но другая рука судорожно сжалась в кулак. Синтетик качнулся, наткнувшись на стул, с трудом удержал равновесие и двинулся к нам, приволакивая правую ногу.

Я достал «немекс» и направил его на убийцу.

— Бой окончен.

Изуродованное лицо мерзко усмехнулось. Ещё один нетвердый шаг вперед. Я нахмурился.

— Ради бога, Ковач, не тяни, — воскликнула Ортега, доставая револьвер. — Кончай скорее.

Я выстрелил, и пуля свалила синтетика на усеянный осколками пол. Дернувшись пару раз, он затих, тяжело дыша. Я зачарованно смотрел на него. Из изувеченного рта вырвался булькающий смешок.

— Хватит, мать вашу, — прокашлял синтетик и снова рассмеялся. — Эй, Ковач, ты слышишь? Хватит, мать вашу.

Мгновение я завороженно стоял на месте, затем, развернувшись, бросился к двери, увлекая Ортегу за собой.

— В чём…

— Живо отсюда, мать твою!

Вытолкнув её в дверь перед собой, я ухватился за перила. На полу перед нами лежал скорчившийся пулеметчик. Я снова подтолкнул Ортегу, и она неуклюже перепрыгнула через труп. Захлопнув за собой дверь, я побежал за ней следом.

Мы почти успели добежать до конца коридора, когда купол у нас за спиной взорвался гейзером стекла и стали. Я отчётливо услышал, как сорвалась с петель только что закрытая мной дверь, и тотчас же взрывная волна подхватила нас, словно упавшую с вешалки одежду, и швырнула вниз по лестнице на улицу.

Ночью действия полиции производят более захватывающее впечатление.

Сначала показываются мигающие огоньки, отбрасывающие призрачные отблески на угрюмые лица окружающих, расцвечивая их попеременно кроваво-красными и дымчато-голубыми тонами. Затем ночь разрывается завыванием сирен, как будто старый лифт со скрежетом спускается по уровням города, слышится треск переговорных устройств, одновременно бодрящий и таинственный, появляются снующие из стороны в сторону смутные тени, доносятся загадочные обрывки фраз, — на глазах у разбуженных зевак правоохранительная машина набирает обороты. На самом деле смотреть абсолютно не на что, и все же люди стоят и часами таращатся на происходящее.

Девять часов утра в будний день — это уже совсем другое дело. На вызов Ортеги откликнулись две патрульные машины, но их мигалки и сирены затерялись в оживлении часа пик. Полицейские в форме поставили силовые барьеры и очистили от посетителей соседние здания, а Ортега тем временем убеждала охрану банка не задерживать меня как возможного соучастника террористов.

За едва заметными мерцающими полосами барьеров скопилась пестрая толпа, однако она скорее состояла из раздраженных пешеходов, пытающихся пройти мимо.

Все это время я сидел на парапете тротуара, осматривая внешние последствия короткого полета по лестнице вниз на улицу. Преимущественно синяки и ссадины. Куполообразная приемная направила основную энергию взрыва вертикально вверх, и туда же ушли почти все осколки. Нам с Ортегой очень повезло.

Переговорив с группой полицейских в форме, собравшихся у входа в банк, Ортега пересекла улицу и подошла ко мне. Она уже сняла куртку, и на плече затягивалась длинная белая полоса сварного шва, скрепившего поврежденные ткани. В руке Ортега держала наплечную кобуру. Под тонкой белой хлопчатобумажной футболкой с надписью «У тебя есть право молчать — почему бы тебе им не воспользоваться?» покачивалась её грудь.

Ортега присела на парапет рядом со мной.

— Машина с криминалистами уже в пути, — вдруг сказала она. — Как ты думаешь, среди обломков удастся найти что-нибудь полезное?

Посмотрев на дымящиеся развалины купола, я покачал головой.

— Там будут трупы. Возможно, с уцелевшей памятью полушарий, но эти ребята — обычные уличные громилы. Они в один голос заявят, что их нанял синтетик за полдюжины ампул тетрамета каждому.

— Да, они были какие-то заторможенные, так?

Я почувствовал, что на моих губах заиграла призрачная усмешка.

— В общем-то да. Но, по-моему, тот, кто их нанимал, и не надеялся, что они нас прикончат.