Когда он проснулся, голова болела немного меньше. Он снова попытался полностью открыть глаза, и на этот раз ему это удалось. Он окинул себя беглым взглядом.

Его кожа была забинтована, а та, что осталась открытой, – ободрана. У него был сломан нос. В тыльную сторону его правой ладони был вставлен катетер с расщепленным питателем. По посмотрел на капельницу. Пакет с физраствором был наполовину полон. Еще один пакетик поменьше – по предположению По, с антибиотиком – почти опустел.

В палате горел приглушенный свет, а снаружи было темно. По был один в палате с двумя койками. У кровати были высокие боковые поручни, чтобы он с нее не скатился.

Интересно, как долго он здесь пробыл?

Ему отчаянно хотелось пить, но кувшин с водой был недосягаем. По сгреб пульт вызова персонала и нажал на кнопку. Дверь открылась, и вошла медсестра в униформе. Она ему улыбнулась.

– Я сестра Ледингхем. Как вы себя чувствуете? – У нее было румяное лицо, и говорила она с богатым шотландским акцентом.

– Что случилось? – прохрипел По. Он не узнал собственного голоса. Звучало так, словно он говорил сквозь гравий.

– Вы в ОИТ Уэстморлендской больницы, мистер По. Вы обгорели при пожаре. Вам повезло, что вы остались живы.

– ОИТ?

– Отделение интенсивной терапии, – расшифровала она. – Ваша жизнь вне опасности, но ожоги легко подхватывают заражение, а здесь легче всего сохранить стерильность, пока кожа не начнет заживать.

– Как давно я здесь?

– Почти два дня. Снаружи ждет целая очередь из желающих вас увидеть, если вы готовы к визитам.

По сел, подавил рвотный позыв и кивнул. Вместо очереди, обещанной сестрой Ледингхем, в дверь вошел лишь один человек. Это была Стефани Флинн.

Она снова надела свой официальный брючный костюм-двойку и выглядела такой же измученной, как и сам По.

– Как ты себя чувствуешь, По?

– Что случилось, Стеф? – Его голос был чуть громче шепота.

Он махнул рукой в сторону воды. Флинн наполнила пластиковый стаканчик, вставила соломинку и поднесла ее поближе, чтобы По мог взять ее в рот. Ни один напиток еще никогда не казался ему вкуснее.

– А что ты помнишь? – спросила она.

Он вспомнил, как Рид рассказывал ему о его матери, и вспомнил горящую комнату. Он смутно помнил, как пытался вытащить Рида и Свифт из горящего здания. Он также вспомнил кое-что о грязевом монстре, но решил оставить это при себе.

– Немногое, – признался он. Его обрывочные воспоминания смешались в полном беспорядке. – Дети…

– Живы, здоровы и были там, где ты сказал. Они сейчас с матерью и даже не подозревают, что случилось что-то непредвиденное.

– А человек, который их похитил?

– На нем была бейсболка и темные очки.

– Дерьмо.

– Ага. Полицейский художник поработал с ними, но ничего полезного не получил. Женщина, которая отвезла их в Парковый центр, была профессиональной няней. Ее нанял Рид, обставив это как просьбу от их матери. В электронном письме говорилось – пусть дети развлекутся, а бабушка отдохнет, пока мать не прилетит в Британию. Дети оставались в квартире Рида, пока он не передал их няне. А она отвезла их прямо в парк. Она невиновна.

Это имело смысл. Рид хотел, чтобы По думал, что дети в опасности, но, учитывая его собственный опыт в руках монстров, он не хотел причинять им вред.

– Там была коробка. Металлическая коробка на переднем сиденье…

– В фургоне, на котором ты въехал в горящее здание?

– Что с ней случилось?

– То же, что и с фургоном. Сгорела, – ответила Флинн. – Я не знаю, что там было, но видимо, нечто крайне важное, потому что, когда криминалисты ее нашли, старший констебль забрал ее лично.

– И?

– Официальная линия гласит, что внутри ничего не сохранилось. Все сгорело дотла. Мы попросили посмотреть содержимое ящика, но нам вежливо ответили, что это больше не дело Камбрии.

По опустил лицо в ладони и принялся раскачиваться взад и вперед. Вскоре он безудержно рыдал.

Флинн позвала медсестру. Вместо нее пришел доктор. Он поправил одну из капельниц, и вскоре плач По утих, и он уснул.

– Он был убийцей, но у него были свои причины, Стеф, – объяснил По, проснувшись три часа спустя, голодным и изнывающим от жажды.

– Что было в коробке, По? – спросила она. – Из-за чего все так переполошились?

В течение следующего получаса По повторял разговор с Ридом на ферме, пропустив лишь дискуссию о своей матери и происхождении своего имени.

Когда он дошел до упоминания о могиле Джорджа Рида, Флинн задала несколько вопросов и сделала быстрый звонок, а затем дослушала его рассказ.

– Я хочу сделать заявление, – сказал По, когда закончил. – Я знаю, все это закончится лишь слухами, но я обещал Килиану предать огласке его версию истории.

– Многие люди и организации будут скомпрометированы, если это случится, По. И поскольку свидетелей нет, доказательств мало, а все ключевые участники мертвы, Королевская прокуратура уже заявила, что обвинений не будет. Обвинять просто некого.

– А как насчет признания Монтегю Прайса?

– Оно уже отозвано.

– Как это?

– Технически это была лишь информация, которую он предлагал для заключения сделки, и поскольку Рид похитил его прежде, чем Прайсу было предъявлено обвинение, адвокат семьи сказал, что они подадут в суд, если все записи не будут уничтожены. Этим утром Камбрия отдала заявление Прайса и видео допроса. Нам приказано уничтожить нашу копию.

– А тела его друзей?

– Все сводят к Риду. Рабочая версия – или, по крайней мере, та, что соответствует дерьму, которое они плетут, – заключается в том, что он убил их, когда они все были детьми. А с чередой новых убийств снова переживает острые ощущения от содеянного в прошлом.

– Ублюдки, – прошептал По.

– Здесь и вправду целый набор из сокрытий и укрывательства, – признала Флинн. – Я тут кое-что раскопала, и кое-кто из тех, кто воспользовался гостеприимством Кармайкла, тоже… люди влиятельные, скажем так? И раз Кармайкл открыл счет в банке для одного конкретного мероприятия, кто даст гарантию, что он не делал этого раньше? Никто не хочет заглядывать под этот камень.

– Возможно, кто-то и должен, – произнес По.

– Пока тебя не было, министр юстиции сделал заявление, в котором поблагодарил полицию Камбрии и, в частности старшего констебля, за их тяжелую работу и профессионализм «в это трудное время». Сказал, что молится за семьи жертв, а Камбрийский Сжигатель был полицейским с проблемами психического здоровья. Он особенно выделил Квентина Кармайкла, сказав, что тот был ярким примером самоотверженности, что делает эту страну великой, и прочее дерьмо в том же духе.