– МБМКЛ, – тихо, словно молитву, прошептал Бергесс.

– О, не все так плохо. Вот то, что позволит хоть как-то поднять всем настроение, – торжествующим тоном произнес Коллингвуд, поднимая копию обращения к прессе, с которым только что выступило руководство фонда Калпа. – Уильям Калп выделяет средства на новые испытания вакцины от СПИДа в Кении.

– И все лавры достанутся этому ублюдку, – в сердцах произнесла Трейси. – Это так несправедливо.

– Мы здесь работаем не ради лавров, – сурово напомнил Банкрофт. Однако он понимал, что ему не следует придавать слишком большое значение подобным редким циничным срывам; в группе «Тета» работали только законченные идеалисты.

Он повернулся к Либману.

– Вернемся к футбольной сборной. Ты полагаешь, я принял неверное решение?

Либман ответил не сразу. Он покачал головой.

– Напротив, я убежден, что ты принял верное решение. Но именно лучшие решения, самые мудрые, те, которые действительно меняют жизнь к лучшему, и причиняют чаще всего самую острую боль. Ты сам научил меня этому. Ты научил меня многому. И я продолжаю учиться.

– Как и я сам, – сказал доктор Банкрофт. – Знаете, Платон утверждал, что учение по сути своей является запоминанием. Что в моем случае определенно соответствует истине. Потому что очень легко забыть, какими моральными шорами закрыты глаза человечества. Правительства стран проводят политику, которая приводит к смерти десятков тысяч людей, – причем это можно предвидеть, как в случае с ошибочными программами в области здравоохранения. Однако они готовы тратить миллионы на расследование одного-единственного покушения. – Он отвел взгляд в сторону. – Масштабы смертности от СПИДа во всем мире сопоставимы с тем, как если бы ежедневно разбивались по двадцать заполненных пассажирами «Боингов-747», но государственные лидеры даже пальцем не шевелят. Однако смерть какого-нибудь глупого архиепископа может поднять на войну население целой страны. Один ребенок, застрявший в колодце, – и на протяжении нескольких дней к нему приковано внимание всего мира. Однако массовый голод выкашивает население целых областей, но сообщение об этом затмевают выходки какой-то знаменитости.

– Просто поразительно, – кивнула Трейси.

– На самом деле это чудовищно, – заливаясь краской, поправил Банкрофт.

– Самое трогательное во всем этом то, что группа «Тета» вынуждена творить добро втайне, – заметил Коллингвуд, – вместо того чтобы трубить об этом на весь благодарный мир. – Он повернулся к доктору Банкрофту. – Был ли в истории человечества другой такой благодетель, как ты? И это не лесть, а лишь констатация факта. Который подтвердят установленные в подвале компьютеры «Крэй». Я действительно спрашиваю, была ли другая организация, сделавшая человечеству столько добра, сколько и группа «Тета»?

Бергесс разгладил ладонью досье на Беннета Керка.

– Вот почему проблема самосохранения имеет такое значение. Для того чтобы мы могли заниматься тем, чем мы занимаемся, нас нужно оставить в покое. Давайте взглянем правде в глаза. На свете немало тех, кто с радостью выведет нас из игры.

– В некоторых случаях, – спокойным, но неумолимым голосом произнес доктор Банкрофт, – наш долг служения высшему добру требует вывести из игры их.

Вашингтон

Административное здание Харта, расположенное между Конститьюшен-авеню и Второй улицей, предлагает целый миллион квадратных футов помещений, все девять этажей которых отданы Сенату Соединенных Штатов и его аппарату. Число сенаторов остается четко прописанным с самого основания республики – по два от каждого штата; однако число помощников нигде не оговорено, и в настоящее время оно превышает десять тысяч. Выложенный из мрамора решетчатый фасад защищает окна здания от поднимающегося со стороны Атлантики солнца; внутри в просторном атриуме, освещенном естественным светом, красуются «Горы и облака» работы Александра Колдера, монументальное творение из вороненой стали и алюминия. Атриум окружен лифтами и изогнутыми лестницами, а вверху через него перекинуты пешеходные мостики.

Двухуровневый офис, принадлежащий сенатору от штата Индиана Беннету Керку, располагался на седьмом и восьмом этажах. Кабинеты, хотя и очень милые, отнюдь не блистали роскошью: казенные ковры с узорами из цветов, стены приемной, обшитые не орехом, а дубом, обработанным морилкой; однако в целом от них веяло определенным величием власти, заставлявшим почтительно понижать голос. Рабочий кабинет сенатора, более просторный и темный, оставался каким-то безликим: вся обстановка говорила о том, что перешла к сенатору от его предшественников и, в свою очередь, останется его преемникам.

Филипп Саттон, руководитель аппарата сенатора на протяжении уже более десяти лет, смотрел по внутреннему телевидению трансляцию заседания сенатской комиссии в зале, расположенном пятью этажами ниже. Почему-то ему было проще наблюдать за своим боссом по телевизору, особенно в последнее время. Саттон взглянул на часы: сенатор покинул зал заседаний минуту назад и, вероятно, еще через пару минут появится в своем офисе. Выключив маленький телевизор, он поймал в погасшем экране свое отражение: пухлый лысеющий коротышка, внешность не ахти. Обгрызенные до основания ногти. Таких не выберут даже смотрителем живодерни. По самой своей природе Саттон был помощником, а не лидером, и этот факт он принимал без горечи и сожаления. Для того чтобы понять, чего ему не хватает, достаточно было только посмотреть на Беннета Керка – в нем все эти качества были на виду. Как раз в этот момент сенатор вошел в офис – изящная небрежная походка, широкие плечи, узкий, деликатный нос, копна серебристо-седых волос, казалось, излучающих собственный свет.

Умный, трезвомыслящий, вспыльчивый, сенатор Керк не страдал и отсутствием тщеславия. Саттону были прекрасно известны все пороки и изъяны своего босса, но тем не менее это не мешало ему им восхищаться. И дело заключалось не только во внешности; Беннет Керк был целеустремленным и кристально честным. Сам сенатор поморщился бы от этих высокопарных слов, однако подобрать другие было бы очень непросто.

– Фил, ты выглядишь уставшим, – проворчал сенатор Керк, обнимая помощника за плечи. – Больше того, у тебя такой вид, словно ты питаешься тем мусором, который продается в раздаточных автоматах. Ну когда ты поймешь, что гамбургеры никак нельзя считать здоровой пищей?

Саттон внимательно, но, как ему хотелось надеяться, незаметно всмотрелся в лицо своего босса. Он опасался, что сенатор, поймав на себе его взгляд, смутится по поводу своего здоровья, хотя пока что внешние проявления болезни были практически незаметны. Вот уже на протяжении нескольких недель Саттон помогал своему боссу руководить этим грандиозным расследованием, однако основная тяжесть все равно лежала на плечах сенатора. Непосильная тяжесть. Нагрузка была слишком большой даже для здорового человека.

– Не желаете послушать о новых заманчивых предложениях? – спросил Саттон. – Еще никогда такое большое количество народа не горело желанием оказать вам всяческие любезности.