Я прислушалась.

— Похоже, будто кто-то ругает драконов, которые перекидываются в саарантраи. «Я вижу тебя, самозванец! Ты думаешь, что обманул их, что проходишь в толпе, невидимый, но локти твои странно торчат, и от тебя воняет. Ты мошенник. Мы, квигутли, хотя бы честны…» И дальше в том же духе.

Киггс слегка улыбнулся.

— Понятия не имел, что квиги так презирают своих родственников.

— Сомневаюсь, что они все такого мнения, — сказала я, но тут же осознала, что тоже не имею понятия. Я боялась квигов не так сильно, как большинство людей, но даже я ни разу не поинтересовалась их точкой зрения.

Он повернул голову фигурки обратно, и скрипучая шепелявая речь смолкла.

— Какую ужасную шутку можно сыграть, имея такое устройство, — проговорил принц задумчиво. — Представьте, что будет, если включить его в голубом салоне?

— Половина людей завизжит и вскочит на стулья, а другая половина вытащит кинжалы, — ответила я со смехом. — Чтобы было еще веселее, можно сделать ставки, кто в какой половине окажется.

— А что бы вы сделали? — спросил он, и в его голосе внезапно послышалась сталь. — Мне кажется, ни то, ни другое. Вы бы поняли, что оно говорит, и замерли бы, прислушиваясь. Если бы это было в ваших силах, вы не позволили бы никому тронуть квига.

Он подошел ко мне: каждая частичка меня дрогнула от его близости.

— Как ни привычны вы обманывать, ко всему готовой быть невозможно, — сказал он тихо. — Рано или поздно что-то застает вас врасплох, вы реагируете искренне и сама выводите себя на чистую воду.

От изумления я слегка покачнулась. Как он так быстро превратился в следователя?

— Речь о чем-то конкретном?

— Я просто пытаюсь понять, что вы делали здесь с ардмагаром Комонотом и почему вас пытались заколоть. Эта штука не объясняет всего. — Он помахал зажатой в пальцах фигуркой. — Нападение не было спонтанным, он ведь успел нарядиться священником. Кто сказал ему, что Комонот будет здесь? Может, он ожидал, что Комонот встретится тут с кем-то еще — с кем-то, кого он тоже намеревался убить? Или вы просто оказались не в том месте не в то время?

Я молча смотрела на него, раскрыв рот.

— Ясно, — сказал Киггс, и лицо его снова превратилось в маску. — Уж лучше молчание, чем новое вранье.

— Я не хотела вам врать! — воскликнула я.

— Хм. Жалкая это, должно быть, жизнь, когда приходится врать против воли.

— Да! — Не в силах больше сдерживаться, я закрыла лицо руками и разрыдалась.

Киггс, видя мои слезы, отступил в сторону.

— Я не хотел, чтобы это прозвучало так резко, Фина, — сказал он несчастным голосом. — Простите. Но в вас второй день подряд тыкают кинжалами. — Я резко подняла голову, и он ответил на мой невысказанный вопрос. — Тетя Дион призналась, вернее, пожаловалась на ненадежные источники леди Коронги всем, кто соглашался слушать. Сельда до глубины души опечалилась, узнав, что в вашей ране повинна ее собственная мать.

Он снова подошел ближе. Я не отрывала глаз от золотых пуговиц его дублета.

— Серафина, если у вас какие-то неприятности, если вам нужна защита — я хочу помочь. Но не могу, потому что вы даже не намекаете, что происходит.

— Мне нельзя рассказывать. — У меня задрожал подбородок. — Я не хочу вам врать, поэтому ничего не могу сказать. Мои руки связаны.

Он дал мне свой носовой платок. Я украдкой взглянула в его лицо — на нем была написана такая тревога, что не было никаких сил терпеть. Хотелось обнять его, будто это ему самому нужны были помощь и утешение.

Мне вспомнились слова отца, сказанные прошлой ночью.

Что, если он был прав? Что, если есть шанс, хоть какой-нибудь шанс, что Киггс не станет презирать меня, если узнает правду? Один шанс на миллион — все же лучше, чем ноль. От таких мыслей у меня закружилась голова. Это было слишком, словно я снова висела над парапетом колокольни, глядя, как туфля вертится в воздухе и падает на площадь внизу.

Между нами стояла не только моя чешуя. У него были обязанности, обязательства и всепоглощающая нужда поступать правильно. Киггс, которого я любила, не мог ответить на мои чувства при нынешнем положении дел, а если бы мог, то не был бы моим Киггсом. Однажды я потянулась к нему, и он был в таком ужасе, что не сопротивлялся, но я не могла представить, чтобы он стерпел подобное снова.

Принц откашлялся.

— Сельда была вне себя от беспокойства все утро. Я сказал ей, что вы обязательно вернетесь и что тетя Дион не отпугнула вас навсегда. Искренне надеюсь, что это так.

Я слабо кивнула. Он открыл мне дверь, пропуская вперед, но, когда я проходила, придержал меня за руку.

— Пусть тетя Дион и первая наследница престола, но она не выше закона. Если вы хотите добиваться справедливого возмездия за свою руку, мы с Сельдой вас поддержим.

Я глубоко вдохнула.

— Я подумаю над этим. Спасибо.

На лице его отразилось мучение — он не высказал еще что-то важное.

— Я сердился на вас, Фина, но и беспокоился тоже.

— Простите меня, принц…

— Киггс. Пожалуйста, — сказал он. — И на себя тоже сердился. После нашей встречи с Имланном я повел себя довольно глупо, как будто совершенно позабыл о своих обязательствах и…

— Нет, — перебила я, даже чересчур жарко тряхнув головой. — Вовсе нет. Люди совершают странные поступки, когда им страшно. Я уже обо всем позабыла.

— Ага. Что ж, услышать это от вас — огромное облегчение. — Но, судя по виду, никакого облегчения он не испытывал. — Пожалуйста, знайте: я считаю себя вашим другом, какой бы неровной и ухабистой ни была наша дорога. У вас доброе сердце. Вы умный и бесстрашный сыщик — и хорошая учительница, насколько мне известно. Глиссельда клянется, что не может без вас обойтись. Мы хотим, чтобы вы остались.

Он по-прежнему держал меня за плечо. Я мягко освободилась и позволила отвезти себя домой.

Когда наша карета подкатила к каменному двору, небо как раз начало темнеть. Принцесса Глиссельда ждала нас и, встретив собственнолично, принялась кудахтать надо мной и корить Киггса за то, что позволил мне опять попасть в переделку, как если бы ему следовало в первую очередь защищать меня, когда весь город был охвачен бунтом. Киггс только улыбался, глядя, как она суетится, будто курочка-наседка. Глиссельда твердо взяла нас под руки и по своей привычке болтала без умолку. Я заявила, что вконец вымоталась, и при первой же возможности разбила наше маленькое трио.

Еще не было пяти, а я уже едва держалась на ногах. Кое-как дотащившись до своих покоев, я рухнула в кресло, уронив рюкзак на пол между ног.

Мне не выдержать жизни в такой близи от Киггса, если это всегда будет так же мучительно. «Останусь на канун Дня соглашения, он уже завтра вечером, а потом скажу Виридиусу, что увольняюсь, — думала я. — Или даже нет. Просто исчезну, сбегу в Блайстейн, в Порфирию или Сегош, в какой-нибудь большой город, где можно затеряться в толпе и пропасть навсегда».