Все рудники на Гамеде – а их было пятеро – были устроены сходным образом. Там, где располагался рудник, на поверхности был лишь аэродром, с которого руда доставлялась на обогатительную фабрику, где из нее добывался бесценный эрцерий. От аэродрома была проложена короткая дорога, оканчивающаяся куполообразным сооружением, представляющим собой вход в тоннель. Непосредственно вход закрывался огромным стальным многотонным щитом. При необходимости щит сдвигался в сторону, и из-под земли вывозилась добытая руда. Через этот щит вниз, в рудник, доставлялись необходимые машины, запасные части к ним, еда и воздух для людей. Люди в свой ад также попадали через этот вход. По периметру стальная плита ощетинилась десятками сопел, гарантирующими, что страшный серый убийца на поверхность Гамеда не попадет. За щитом в глубь планеты на пять-восемь километров шла штольня. На этой глубине, там, где добывался тардис, Гамед имел пористую структуру, напоминающую обычную мочалку, только несравненно больших размеров. Одна пора имела размеры порядка трех-пяти километров длиной, полкилометра шириной и пятьдесят-семьдесят метров высотой. Перегородки между такими порами имели толщину двести-пятьсот метров. В этих перегородках, в виде включений, и находился тардис – руда, которую добывали, и в которой находился эрцерий. Включения представляли собой пласты, обычно метровой высоты и трехметровой ширины, причудливо петляющие, словно пытаясь уйти от людей, в теле планеты.

Тардис добывали специальными комбайнами – мощное гусеничное шасси, на котором были установлены две одноместные кабины и многозвеньевый двухсотметровый манипулятор, оканчивающийся фрезой, примерно метрового диаметра. Ну и, конечно, пневмосистема – несколько расположенных по периметру корпуса комбайна сопел: пневмопушек, баллонов и компрессора, закачивающего в них аммиак. Энергией комбайн обеспечивал ядерный реактор. Манипулятор был выполнен в форме трубы с установленным внутри транспортером. По этой трубе руда подавалась от фрезы в специальный контейнер, располагающийся в виде прицепа позади комбайна. Емкости контейнера хватало на смену – десять гамедских часов. После этого контейнер отстыковывался от комбайна и транспортером доставлялся на базу. Там из таких контейнеров формировался состав, который раз в гамедские сутки вывозился на поверхность, где его ожидал огромный транспортный самолет. Контейнеры перегружались в него и доставлялись на обогатительную фабрику. Раз в десять суток с Гамеда обязательно стартовал звездолет в направлении Вальты, небольшой планеты, крутящейся под одним солнцем с Арикдной – планетой-столицей кроковской цивилизации. На Вальте изготовлялись нуль-континиуум генераторы – сердца гиперпространственного двигателя. На той же планете производилась сборка подавляющего большинства кроковских звездолетов. В частности, все боевые корабли собирались именно на Вальте.

На подземной базе, куда доставлялись бункеры с рудой, располагалась и жилая зона для заключенных и охраны.

Работы на Гамеде велись круглосуточно. На транспортерах сменный экипаж рудоуборочного комбайна подвозил к нему пустой контейнер. Прибывший и сменяемый экипаж менялись местами, потом производилась перестыковка контейнеров. Далее сменившийся экипаж доставлял загруженный контейнер на базу.

Экипажи комплектовались исключительно челами и фролами. Кроки, осужденные на работы на рудниках Гамеда, были задействованы на базе. Они осуществляли техническое обслуживание комбайнов, тягачей и другого оборудования и пределы рудника обычно не покидали, так же как и охрана.

Тардис – руда, в которой содержался драгоценный эрцерий, имела насыщенный голубой цвет. С видеокамер, установленных рядом с фрезой, экипаж комбайна мог четко видеть, что он добывает в данный момент – тардис или пустую породу. Если тардис – открывалась заслонка, и руда по транспортеру попадала в контейнер. Благодаря многозвеньевому механизму манипулятора, люди, управляя комбайном, могли отслеживать пласт тардиса, следуя его причудливым изгибам на двести метров, то есть до выхода пласта в другую пору. Если длины манипулятора все же не хватало, то пласт «добивали», вгрызаясь в него с другой стороны, с соседней подземной пустоты.

Бывало, что сменный экипаж находил на месте проведения работ мертвых своих напарников и выведенный со строя комбайн – атака серой волны удалась. Радиосвязь с комбайнами в руднике часто нарушалась. Для ее осуществления в каждой поре устанавливалась ретрансляционная станция. И сигнал от комбайна эти станции передавали как эстафетную палочку, пока он не достигал базы. Но эти станции также подвергались атакам серой волны. Поэтому часто было непонятно, то ли экипаж подвергся атаке серой волны, то ли какая-нибудь промежуточная ретрансляционная станция. Если сигнал от того или иного комбайна пропадал, помощь его экипажу практически никогда не высылалась – людей не хватало, и в девяноста случаях выяснялось, что повреждена какая-нибудь ретрансляционная станция.

* * *

В транспортере, в котором Лю и Андрей ехали к своему комбайну, воцарилась напряженная тишина. Рука Лю неподвижно лежала на большой зеленой кнопке, готовая в любой момент безжалостно вдавить ее, чтобы вокруг тягача забушевал сверхзвуковой аммиачный ураган.

После того, как Андрей Кедров прочел на экране телевизора, за сотни тысяч световых лет от Земли, от России, слова на родном языке, он с изумлением посмотрел на своего напарника. Тот лишь улыбнулся и почти по-гагарински сказал: «Поехали. Времени нет».

«Откуда он знает русский язык, буквы? Откуда? – человеческий мозг метался во все стороны, но стальное острие логики всюду натыкалось на такую же сталь стены, закрывающей истину. – Выучил? У кого? Кроки случайно обнаружили Землю во время своего рейда. Челы? Так те вообще о своих недоразвитых собратьях ничего не знают. Откуда?»

Размышления Андрея были прерваны.

– Бахруд, Лю, вы живы? – ожила рация голосом Рахада Дарбула – командира экипажа, который сейчас работал на комбайне.

– Вроде отстрелялись. Сзади напала.

– А у нас все пока спокойно. За смену ни одной атаки, – сдержанно призналась рация.

– Поплюй.

– Что-что, не понял?

– На моей планете так говорят, чтобы не накликать беду, – пояснил землянин.

– А-а-а, понятно. Так и сделаю. Только тебе придется вытирать мои плевки со стекла.

– Рах, а ты сначала отпусти щиток своего шлема, – тут же нашелся Андрей.

В эфире раздался смех.

Кедров увидел на своем мониторе внутренней связи, как недовольно поморщился Лю в своей кабине.

– Рах, конец связи. Через пятнадцать минут будем у вас.

– Понял, ждем.

Всю оставшуюся дорогу Андрей и Лю не перемолвились ни словом.

«Черт, Лю прав. Во время такого трепа как раз наиболее удобно атаковать – человек отвлекается. И знаю об этом, и все равно отвлекаюсь. Эх, русская душа», – Андрей сделал последний поворот, за которым открылось огромное пространство – подземная пора, освещенная яркими прожекторами, установленными по ее периметру через каждые сто метров. И все равно в огромном помещении царили сумерки – как никак почти пятьсот миллионов кубических метров без единого кванта своего света.