— Сперва ты солгал, а потом отказался выйти в «скачок» из-за… детской обиды, — презрительно бросил Александр.

Габриель съежился от стыда.

— Убирайся… — Голос Маллинза дрогнул. — Убирайся немедленно.

Габриель оглянулся на труп. Мертвое тело смердело, пахло окислившейся кровью, мочой, фекалиями. Он знал, что этот запах навсегда останется с ним, впечатается в память.

Воспоминания… Со временем они стерлись, точно были записаны на диск, который испортился, и при попытке открыть файл выдавал лишь непонятный набор разрозненных фрагментов.

Но есть вещи, которые не забудешь.

* * *

Габриель всегда будет помнить выражение лица Александра Маллинза в ту минуту, когда он сообщил членам «Глаза бури», что сэр Стивен Картрайт попросил помощи в расследовании похищения его жены.

— Стивен — мой друг, — сообщил Маллинз, и его лицо оживилось. — Это личная просьба. Мы должны объединить усилия.

Он многозначительно посмотрел на Габриеля, и тот понял его взгляд: соберись, работай вместе со всеми, будь в команде.

Только вот работать в команде Габриель не умел и не любил. Выход в «скачок» обозначал для него лишь одну связь: между ним самим и объектом, групповых объятий он не признавал. Общаться с другими дальновидящими, делиться информацией, обсуждать результаты, раскрываться — все это Габриель считал напрасной тратой энергии. Кроме того, ему нравилось ощущать свое превосходство над коллегами. Он неизменно выходил победителем, и ему завидовали черной завистью.

Мелисса Картрайт была супермоделью, ее фиалковые глаза улыбались Габриелю, как и всем остальным, с обложек многочисленных модных журналов. Психопат по имени Уильям Ньютс решил, что ее улыбка предназначается ему одному. Когда сэр Стивен обратился за помощью в «Глаз бури», с момента похищения прошло уже три недели и средства массовой информации, что называется, стояли на ушах.

Задание глубоко взволновало Габриеля. Он решил, что непременно добьется успеха, который произведет должное впечатление на Маллинза.

Отношения между учеником и учителем были непростыми. Габриель знал, что наставник восхищается его даром дистанционного видения — как-то раз старик сам признал, что за тридцать лет изучения феномена дальновидения не встречал никого более одаренного. Однако Габриелю также было известно, что Маллинз считает его заносчивым и непредсказуемым типом, а нежелание строптивого студента работать в команде вызывало постоянное недовольство руководителя.

В свою очередь, Габриель полагал, что Маллинз слишком осторожничает, а иногда откровенно давит на своих учеников. И все-таки, хоть Габриель и не желал в этом себе признаваться, он стремился завоевать уважение Маллинза подобно тому, как сын пытается снискать одобрение чересчур сурового отца. Он надеялся, что дело Картрайт станет поворотным пунктом: если благодаря Габриелю Мелисса Картрайт вернется домой живой и здоровой, учитель навсегда останется перед ним в неоплатном долгу.

* * *

— Что случилось?

Фрэнки зажгла ночник. Слабый свет оставлял углы их крохотной студенческой квартирки в тени. За окошком спал Оксфорд.

Габриель вздохнул и раздраженно натянул простыню.

— Ничего. Спи.

— Нет уж. — Фрэнки села в кровати. — Час ночи, а ты до сих пор не спишь. Послушай, ты стал просто невыносим. Последнюю неделю с тобой невозможно ужиться. Говори, в чем дело!

В ответ он лишь хмуро уставился на нее.

— Габриель, у нас с тобой близкие отношения. Близ-ки-е. Это значит, ты рассказываешь мне о своих проблемах, я слушаю, а потом говорю, что все наладится. Может, после этого нам удастся заснуть, и ты не будешь всю ночь крутиться и вертеться как ужаленный, а утром не станешь дуться.

Если бы все было так просто, подумал он, глядя на взволнованное лицо Фрэнки. Внезапно Габриель ощутил, что близок к отчаянию.

— Габриель?

— Кажется… я больше не могу совершать «скачки», — с трудом выговорил он.

Губы почему-то совсем не слушались. Фрэнки озабоченно сдвинула брови.

— Что ты имеешь в виду?

— У меня не получается… выйти в «скачок». Боюсь… боюсь, я утратил дар.

Маллинз предупреждал их. Случалось, дальновидящие как бы «перегорали» и теряли свои способности. Такое происходило с лучшими из лучших. Неужели и с ним тоже?

Фрэнки досадливо вздохнула.

— Габриель, не надо делать поспешных выводов только из-за того, что ты один раз…

— Три раза.

— …хорошо, три раза прокололся. Просто сейчас ты видишь менее четко.

— Фрэнки, я не вижу совсем.

— Тебе ведь удалось определить несколько возможных мест. Ты сам сказал, что это наверняка. Александр попросил полицию их проверить.

— Я все выдумал.

— Что?!

— Я… я подумал, что если сумею выиграть немного времени…

На лице Фрэнки отразилось изумление. Ее взгляд заставил Габриеля отвернуться. Да, работа любого дальновидящего включала некоторую степень предположений и догадок, однако он не имел права присочинять и выдумывать несуществующие подробности «скачка» — это играло жизненно важную роль. «Не притворяться, не лгать», — с самых первых уроков вдалбливал им в головы Маллинз, и Габриель неукоснительно придерживался строгого правила. До этого раза.

— Я не понимаю, что происходит, — торопливо заговорил Габриель. — Вроде бы чувствую, как преодолеваю границы сознания и выхожу в «скачок», но затем все обрывается, как будто перед моим носом вырастает стена, глухая стена.

— Ты должен сказать об этом Александру.

— Нет-нет, пока не надо. Фрэнки, у меня все еще может получиться, просто мне нужно немного времени. Я уверен, что сумею преодолеть этот барьер.

— Если промолчишь, я сама скажу, — безжалостно заявила Фрэнки.

— Предашь меня?

— Ради бога, прекрати! Дело касается не нас с тобой, а жизни другого человека!

Под ее взглядом Габриель был готов провалиться сквозь землю.

— Ладно. — Он потянулся за джинсами. — Поеду к нему прямо сейчас.

У двери Габриель обернулся. Фрэнки смотрела на него, закрыв ладонью рот, и выглядела чужой и настороженной.

* * *

Реакция Фрэнки оказалась сущим пустяком по сравнению с гневом Маллинза.

— Я ничуть не удивляюсь, Габриель, что тебе не хватило мужества признаться в своей проблеме раньше. Вполне в твоем духе. В мире существуешь только ты и твое тщеславие, верно? В твоей системе ценностей спасение миссис Картрайт — ерунда, мелочь. Тебе начхать на ее судьбу, гораздо важнее для тебя — не выглядеть глупо.

— Александр, я сожалею…