предшествующие десятилетия проходило нормандское завоевание и колонизация Южной Италии. Вспомним слова латинского автора XI в. Гвиберта Тульского о том, что нормандцы прибыли как помощники и защитники от чужеземных народов, но затем проявили себя как «жестокие тираны и разорители нашей страны». Эти слова могут быть в равной степени отнесены как к итальянским, так и к сирийским землям[1098]. Гоффредо Малатерра откровенно пишет о качествах и склонностях нормандцев и их знати. «Они народ коварный, быстрый на мщение, жаждущий обогащения за счет других, а не от родных полей. Они жаждут и алчут богатства и власти; они двуличны и склонны к обману почти во всем. Но между мотовством и алчностью они избирают средний путь. Хотя их князья могут быть избыточно щедрыми, когда ищут народной славы. Они знают, как льстить, и привержены воспитанию красноречия (…) И если их не сдержать под ярмом правосудия, они становятся неуправляемым народом. Когда того требуют обстоятельства, они готовы претерпеть великие труды, голод и холод; но они так же страстно привязаны к охоте и сокольничеству, и они находят величайшую радость в роскошных одеяниях, в искусно сделанных сбруях для своих коней, и в украшении своего оружия»[1099]. Данная характеристика имеет особое значение, поскольку основателями Антиохийского княжества стали выходцы из тех самых нормандских семей, о которых пишет Малатерра[1100]. Гордость, алчность и жестокость, проявленная нормандцами, вполне естественно вызывала отторжение у местного населения и вынуждала армян, греков и сирийцев лавировать между противоборствующими силами в Леванте, в поисках более выгодной смены правителей.

Мы уже приводили пример, когда сирийские христиане и армяне Апамеи первоначально призвали к городу армию князя Антиохийского, но затем, смирившись с правлением ассасинов, отказались выступить на стороне нормандцев, чем вызвали ярость Танкреда. В высшей степени показательными являются два армянских восстания в сирийской Арте, имевшие место в 1097 и 1104 гг. В 1097 г. армянское население Арты восстало против эмира Яги-Сиана и вырезало сельджукский гарнизон, открыв ворота города подступавшим к Антиохии крестоносцам. После семи лет нормандского господства армяне Арты вновь восстали — на этот раз против Антиохийского князя, призвав на помощь сельджуков[1101]. Аналогичное восстание вспыхнуло в 1105–1106 гг. и на дальних, северных рубежах княжества Антиохийского — в Эльбистане, армянское население которого вырезало всех находившихся в городе латинян и признало власть эмира Гази Гюмюштекина[1102]. В 1104 г., после разгрома антиохийских и эдесских франков в битве у Харрана, армянское и греческое население Киликии наглядно продемонстрировало свою неверность, восстав против франко-нормандцев и встретив ромейские войска Иоанна Монастры как освободителей. Как писал Рауль Канский: «Когда весть о поражении франков разнеслась по всем городам, Киликия, Сирия и Финикия возликовали; радовались и те, кто был покорен, и те, кто лишь ожидали завоевания. Последние изгнали страх из своих сердец, первые — сбросили ярмо со своих шей. Таре, Адана и Мамистра вернулись к своему собственному правлению. Они пригласили греков и изгнали наш народ»[1103].

О том страхе и недоверии, которое антиохийские франко-нормандцы испытывали перед своими восточно-христианскими подданными, пожалуй, лучше всего написал канцлер Готье. Летом 1119 г., после гибели князя Рожера и его армии в битве на Кровавом Поле, когда тюрки подступили к Антиохии, франки со страхом ожидали измены или открытого восстания со стороны населявших город греческих, сирийских и армянских христиан. По словам Готье: «не было ничего удивительного в том, чтобы антиохийцы (т. е. восточно-христианское население Антиохии. — С. Б.) пожелали отплатить злом за зло (…) ибо некогда наш народ силой и хитростью лишил народ Антиохии их сокровищ и достояния…»[1104]. Здесь, опять же, история нормандского утверждения в Сирии явно перекликается с предшествовавшей историей нормандского утверждения в Италии. Ощущение уязвимости нормандцев перед лицом измены, восстаний и ненависти восточных христиан, переданное в текстах Рауля Канского и канцлера Готье, поразительным образом перекликается с письмом нормандского аббата Иоанна, из бенедиктинского монастыря Фекан. к Папе Льву IX, относящееся ко временам покорения итальянских земель. «Ненависть итальянцев к нормандцам распространилась по городам Италии и разгорелась до такой степени, что нормандцу невозможно безопасно путешествовать и даже отправиться в благочестивое паломничество, так как на него непременно нападут, ограбят, изобьют, уведут, закуют в цепи, и бросят в мерзкую темницу, где он, терзаемый, вероятно, и испустит дух»[1105]. Парадоксально, что и в Нормандской Италии, и в Антиохии подобные периоды жестокости и взаимного отторжения отнюдь не препятствовали дальнейшему культурному соприкосновению, и даже продолжавшемуся экономическому процветанию подвластного восточного населения.

Если же говорить о том ущербе, который был нанесен анклавам и общинам именно византийских христиан, т. е. грекам и мелькитам, то создается впечатление, что на ранней стадии нормандского правления в наибольшей степени пострадала Латакия. За десять лет (1098–1108 гг.) город несколько раз переходил из рук в руки; к тому же, Латакия на протяжении четырех лет была разделена между противоборствующими силами ромеев и гарнизоном антиохийского князя (в 1104–1108). Греки и мелькиты Латакии в полной мере испытали на себе тяжелую руку нормандцев; герцог Роберт II Нормандский терзал население непосильными поборами, князь Боэмунд I Антиохийский устраивал показательные казни и ослепления защитников Латакии на внешних укреплениях города, Танкред изводил город продолжительными, кровопролитными осадами. Рауль Канский, видевший Латакию в 1108–1112 гг. и восхвалявший ее красоту, в то же самое время отмечал и крайне бедственное положение города. По его словам, руины, стены и памятники, «все эти значимые творения, сохранившиеся и по сей день после стольких лет и стольких разорений, свидетельствовали о прошлом Латакии, в противовес ее нынешнему положению, говорили о ее прошлом величии, противопоставляя его нынешним разрушенным остаткам, напоминали о ее некогда многочисленном населении, и невольно сравнивали его с нынешним, заброшенным состоянием»[1106]. Справедливости ради, стоит отметить, что с окончанием норманно-византийских войн (1108–1110 гг.) подпавшая под власть Антиохийских князей Латакия пережила период восстановления, и, к моменту завоевания Салах-ад-Дином в 1188 г. представляла собой «красивый город, радующий взгляд» и «торговой город, в котором находилось много сокровищ и товаров»[1107].

Избиение «греков» в Антиохии (1138 г.)

В 30-х гг. XII в. в пределах франкской Сирии имели место и два прецедента массового избиения восточных христиан (причем ив первом, и, вероятней всего, во втором случае это были византийские христиане, т. е. греки и сирийские мелькиты). Как известно, 1137–1138 гг. ознаменовали возвращение Византии в северные пределы Леванта; франкские государи Сирии, будучи не в силах оказать открытое сопротивление ромеям, принесли оммаж императору Иоанну II Комнину[1108]. Летом 1138 г. василевс, со своими сыновьями, свитой и частью войск, находился