и эмоций. Возможно, им стоит сесть вместе и подумать, как вывести его из такого состояния.

«Даже если это правда, нам не стоит этого делать, – отвечал Амос. – А это вряд ли правда. По-моему, он гораздо менее эмоционален, чем ты думаешь, и действует он как адвокат, который пытается набрать очки, чтобы произвести впечатление на неосведомленное жюри, мало заботясь о правде… Это не делает его для меня более симпатичным, но делает его поведение более понятным».

Дэнни согласился помочь Амосу «как другу», однако прошло не так уж много времени, прежде чем Амос вновь причинил ему боль. Они писали и переписывали варианты ответа на критику Гигеренцера и в то же время продолжали вести спор между собой. Язык Дэнни всегда был слишком мягким для Амоса, а язык Амоса – слишком суровым для Дэнни. Дэнни был миротворцем, Амос склонялся к борьбе. Они не могли согласиться, кажется, ни в одном вопросе.

«Мне так отчаянно не нравится идея переделки комментариев к Гигеренцеру, что я почти готов подбросить монетку (или назначить трех судей), чтобы выбрать между двумя вариантами, – Дэнни написал Амосу. – Я не хочу спорить, но то, что ты пишешь, кажется мне совершенно чуждым». Потом он добавил: «В день, когда объявили об обнаружении 40 миллиардов новых галактик, мы спорим о шести словах в постскриптуме… Примечательно, сколь мало влияет количество галактик на выбор между «повторить» и «подчеркнуть»». И затем: «Давай пока общаться по электронной почте. Каждый наш разговор расстраивает меня на столь длительное время, что я не могу себе этого позволить».

Амос ответил: «Я не понимаю, по какой шкале ты измеряешь свою чувствительность. В общем и целом ты – самый открытый человек, которого я знаю. В то же время ты действительно можешь расстроиться из-за того, что я переписал абзац, который тебе нравится, или интерпретировать совершенно безвредный комментарий неожиданно негативным образом».

Однажды ночью в Нью-Йорке, где он жил в апартаментах с Амосом, Дэнни приснился сон. «Врач говорит, что у меня остается шесть месяцев жизни, – вспоминал он. – И я сказал: «Это замечательно, потому что никто не будет ожидать от меня, чтобы я провел последние шесть месяцев жизни, занимаясь какой-то ерундой». На следующее утро он пересказал сон Амосу. Тот посмотрел на Дэнни и сказал: «Кого-то другого ты мог бы этим растрогать, но не меня». Даже если у тебя остается только шесть месяцев жизни, я надеюсь, что ты закончишь работу.

Вскоре Дэнни ознакомился со списком новых членов Национальной академии наук, в которой числился Амос на протяжении последнего десятилетия. И снова не нашел там своего имени. Разницу между ними опять выставили напоказ. «Я спросил его, почему он не выдвинул мою кандидатуру, – рассказывал Дэнни. – Впрочем, я знал почему». В обратной ситуации Амос ничего не принял бы в знак дружбы с Дэнни и потребности Дэнни воспринимал как слабости.

«Я сказал ему, что друзья так себя не ведут». И Дэнни ушел. Навсегда. Больше не имели значения ни Герд Гигеренцер, ни их сотрудничество. «Я вроде как развелся с ним», – сказал Дэнни.

Три дня спустя Амос позвонил Дэнни с плохими новостями. Недавно в его глазу обнаружили опухоль, и вот сейчас поставили диагноз: злокачественная меланома. Врачи выяснили, что тело Амоса полностью поражено раком. Ему давали в лучшем случае шесть месяцев жизни. Дэнни был вторым человеком, которому он рассказал об этом.

Внутри у Дэнни что-то сломалось. И Амос сказал: «Мы остаемся друзьями, вне зависимости от того, что ты об этом думаешь».

Кода. Бора-Бора

Рассмотрим следующий сценарий.

Джейсон К. – четырнадцатилетний бездомный мальчик, который живет в большом американском городе. Он застенчив и замкнут, но чрезвычайно находчив. Его отец был убит, его мать – наркоманка. Джейсон заботится о себе сам, иногда спит у друзей, но в основном на улицах. Ему удалось продержаться в школе до девятого класса. Он часто голодает. В один прекрасный день 2010 года он принимает предложение продавать наркотики от местной банды и бросает школу. Несколько недель спустя, поздно вечером накануне своего пятнадцатого дня рождения, он был застрелен. Безоружным.

Мы ищем способ «отменить» смерть Джейсона К. Распределите следующие пункты в порядке их вероятности.

1) Отец Джейсона не был убит.

2) Джейсон носил оружие и был способен защитить себя.

3) Правительство США упростило для бездомных детей процедуру получения бесплатных завтраков и обедов. Джейсон никогда не голодал и остался в школе.

4) Юрист, знакомый с трудами Амоса Тверски и Даниэля Канемана, был принят на работу в правительство в 2009 году. Опираясь на работы названных авторов, он добился изменения правил, и бездомным детям больше не нужно регистрироваться в программе школьного питания, они автоматически получают бесплатный завтрак и обед. Джейсон никогда не ходил голодным и остался в школе.

Если вы сочли пункт 4 более вероятным, чем 3, вы нарушили, пожалуй, самый простой и наиболее фундаментальный закон вероятности. И все же вы правы. Юриста звали Касс Санстейн.

Среди прочих последствий работы Амоса и Дэнни убедили экономистов и политиков в важности психологии. «Я уверовал, – говорил лауреат Нобелевской премии по экономике Питер Даймонд о работах Дэнни и Амоса. – Это не какая-то чушь из лаборатории. Это охватывает реальность, и это важно для экономистов. Я потратил годы, думая о том, как использовать это, и не справился».

К началу 1990-х годов психологов и экономистов стали собирать вместе, давая им возможность лучше узнать друг друга. Но, как оказалось, этого не особо хотели ни те ни другие. Экономисты были дерзкими и самоуверенными, психологи – дотошными и полными сомнений. «Психологи, как правило, прерывают презентацию для разъяснений, – говорит психолог Дэн Гилберт. – Экономисты – чтобы показать, какие они умные». «В экономике считается абсолютно нормальным хамить, – рассказывает экономист Джордж Левенштейн. – Мы пытались провести семинары в Йеле для психологов и экономистов. После первой встречи психологи вышли совершенно избитыми. Вторую нам провести не удалось».

В начале 1990-х годов бывший студент Амоса, Стивен Сломан, пригласил равное число экономистов и психологов на конференцию во Франции. «Клянусь богом, я только и делал, что уговаривал экономистов заткнуться», – сетует Сломан. «Проблема в том, – рассказывает социальный психолог из Гарварда Эми Кадди, – что психологи считают экономистов безнравственными, а экономисты психологов – тупыми».

В обстановке научной войны, вызванной работами Дэнни и Амоса, сам Амос выступал в качестве советника по стратегическим вопросам. По крайней мере, часть его симпатий оказались на стороне экономистов. Ум Тверски всегда входил в противоречие с большей частью психологии. Он не любил эмоции