— Каков маленький ученый! — воскликнули присутствующие. — Посмотрим, так же ли силен он в географии, как в истории.

И все обступили дофина, задавая ему вопросы относительно положения и границ Франции, современного разделения французской территории на департаменты и округа.

Принц быстро и верно отвечал на все вопросы. После каждого из своих ответов он вопросительно посматривал на королеву, и, когда видел по ее лицу, что не дал промаха, его глаза сияли ярче, а щеки разгорались от радости.

Депутаты удалились, довольные и растроганные.

С того дня жизнь королевской семьи протекала в беспрерывном волнении, в томительном, лихорадочном ожидании грядущей беды. Король переносил свое положение с молчаливой покорностью, от него никогда не слышали ни жалобы, ни укора. Но вместе с тем ему как будто никогда не приходило в голову, что спасение еще возможно при помощи энергии, мужественного сопротивления или хотя бы бегства. Он покорился судьбе, был готов терпеть, как христианин, вместо того, чтобы восстать, как подобало королю, который согласится скорее пасть в доблестном бою, чем погибнуть позорной смертью.

Мария-Антуанетта не старалась более побуждать своего супруга к энергичным действиям. Она убедилась, что все это напрасно, и предалась своей судьбе. Не имея возможности жить, как подобает королеве, она хотела, по крайней мере, умереть, как королева, и готовилась к этому с твердостью и спокойной решимостью.

— Меня убьют, я знаю это, — говорила она своим служанкам. — Теперь мне остается только приготовиться к смерти.

Но Мария-Антуанетта готовилась к ней не с плаксивым унынием, но с чувствительным умилением. Как непоколебимый страж, стояла она возле разрушенного трона и зорко смотрела по сторонам, чтобы наблюдать за врагом и приготовиться к его приближению.

Королева по-прежнему заставляла докладывать себе обо всем, что происходило в Париже, что решили в Национальном собрании, о чем вели переговоры в клубах; даже памфлеты и пасквили, в которых ее поносили и преследовали, не оставались для нее тайной.

Мария-Антуанетта лучше короля, часто сидевшего целыми часами, целыми днями в молчаливой задумчивости, лучше министров знала состояние столицы и настроение народа. Она каждое утро принимала донесения эмиссаров; ей было известно и о заговоре союзных держав, и о тайных собраниях, созываемых Маратом, и о соединениях клубов. Она знала о созвании сорока восьми отделов парижской общины на общее собрание. Для нее не было тайной, что мэр города Парижа Петион, Дантон и Манюэль, ярые республиканцы, господствовали в общинном совете, а эмиссарам было поручено подстрекать к мятежу парижские предместья. Королева знала также, что грозные пришельцы из Марселя, бунтовавшие народ двадцатого июня, хвастались, что они устроят лучшее повторение этого дня. От нее не укрылось и то, что более половины депутатов в Национальном собрании были якобинцы, ожидавшие только удобного случая, чтобы восстать против королевской власти. Как часто, собравшись глухой ночью под окнами королевы, они не давали ей спать, горланя хором Марсельезу или «Са ira, ca ira!» — революционную песню парижан. Тогда испуганная Мария-Антуанетта, уже никогда не раздевавшаяся на ночь, вскакивала с постели и спешила к кроваткам детей, чтобы убедиться, что они пока целы и невредимы, или звала своих служанок и приказывала им зажечь огни, чтобы, по крайней мере, видеть приближавшийся ужас.

Наконец в ночь с девятого на десятое августа давно ожидаемая катастрофа наступила. Ружейный выстрел, грянувший во дворе Тюильри, возвестил ее приближение.

Мария-Антуанетта вскочила с постели и послала свою камеристку будить короля. Однако он был уже на ногах и при нем находились его министры и верные приближенные.

Разбудив детей, королева сама помогла их одеть, а потом, взяв их за руки, пошла с ними к королю, который принял семью с ласковым приветом.

Извне доносились дробь барабанов, бивших тревогу, призывая к оружию горожан, глухие пушечные выстрелы, будившие спящий город, и зловещий набат колоколов.

Королевская семья, крепко прижимаясь друг к другу, молча ожидала вступления республики в залы королевского дворца или спасения монархии милостью Божию и храбростью ее верных слуг.

У монархии действительно еще были верные слуги, и, в то время как барабаны били тревогу, а колокола звонили в набат, призывая республиканцев к бою, эти сигналы служили и для роялистов боевым кличем, который возвещал им, что король в опасности и нуждается в их помощи.

В Париже осталось около двухсот дворян; они не примкнули к массовой эмиграции знати, не последовали за королевскими принцами в Кобленц и были готовы теперь поднять оружие против собственного отечества. Они остались в Париже, чтобы защищать до последней капли крови монархию и, по крайней мере, пасть возле трона, если им не удастся поддержать его. Чтобы устранить всякий повод к подозрению, они не носили никакого оружия, но было известно, что под шелковым камзолом придворного кавалера каждый из них прятал кинжал воина; этих дворян прозвали «рыцарями кинжала».

Как только барабаны забили тревогу, «рыцари кинжала» устремились в ту ночь на десятое августа в Тюильри, где уже кишели гренадеры, швейцарские гвардейцы, дворяне, горожане, добровольцы всякого ранга, всякого сословия, которые явились по собственной охоте защищать королевскую семью. Все лестницы, коридоры и комнаты были заняты ими.

Но «рыцари кинжала» торжественным шествием проследовали мимо всех них в парадный приемный зал, где находились король с королевой и детьми. С глубокой почтительностью приблизились они к королевской чете, умоляя короля позволить им умереть за него, заклиная королеву прикоснуться к их оружию, чтобы сделать его победоносным, разрешить им облобызать королевскую руку, чтобы придать сладость ожидавшей их смерти. Со всех сторон слышались клики воодушевления и клятвы верности.

— Да здравствуют короли наших отцов! — возглашали молодые люди.

— Да здравствует король наших детей! — подхватывали старики, взяв дофина за руки и поднимая его над головой в виде живого знамени, которое они готовились защищать, не щадя жизни.

Когда забрезжило утро, король по убедительной просьбе своей супруги сделал вместе с нею и