– Касание, - буркнул он.

Бенедикт кивнул, и братья снова вышли на середину зала.

– Я поступил глупо, - признался Колин, - а ты ведешь себя как последний дурак.

– Что, черт подери, ты хочешь этим сказать?

Вздохнув, Колин снял маску.

– Почему бы тебе не сделать всем нам приятное и не жениться на этой девице?

Бенедикт тупо уставился на него, позабыв о рапире. Неужели Колин и в самом деле знает, о какой именно девице идет речь?

Он тоже снял маску и, взглянув в темно-зеленые глаза брата, едва не застонал. "Колин знает". Бенедикт понятия не имел, откуда ему это стало известно, но брат знал, это точно. "А впрочем, чему удивляться? Колин всегда все знает. Единственный человек, который знает больше сплетен, чем Колин, - это Элоиза, но при желании ей хватит нескольких минут, чтобы поделиться ими с братом".

– Откуда ты знаешь? - наконец спросил он.

– О Софи? - Колин криво усмехнулся. - Но это же очевидно.

– Колин, она…

– Служанка? Ну и что? Что произойдет, если ты на ней женишься? - Колин пренебрежительно пожал плечами. - Люди, на которых тебе ровным счетом наплевать, перестанут с тобой общаться? Я бы не возражал, черт подери, чтобы со мной перестали общаться некоторые из тех, с которыми я вынужден раскланиваться.

Бенедикт раздраженно пожал плечами.

– Я уже пришел к выводу, что мне на это наплевать.

– Тогда в чем же дело? - спросил Колин.

– Все так запугано…

– Ты сам все и запутываешь.

Задумавшись над словами брата, Бенедикт машинально воткнул рапиру в пол, и она закачалась из стороны в сторону.

– Ты помнишь бал-маскарад, который устраивала мама? - спросил он.

Не ожидавший подобного вопроса Колин захлопал глазами.

– Несколько лет назад? Непосредственно перед тем, как она выехала из Бриджертон-Хауса?

Бенедикт кивнул:

– Совершенно верно. Помнишь даму в серебристом платье? Ты еще наткнулся на нас в холле…

– Конечно. Ты ею тогда здорово увлекся. - Внезапно Колин все понял и вытаращил глаза от удивления. - Неужели это была Софи?!

– Здорово, правда? - пробормотал Бенедикт.

– Но… Как…

– Не знаю, как она туда попала, но она не служанка.

– Не служанка?!

– Нет, точнее, она и служанка, но еще и незаконнорожденная дочь графа Пенвуда.

– Теперешнего?

– Нет, который несколько лет назад умер.

– И ты все это знал?

– Нет, - коротко бросил Бенедикт. - Не знал.

– Понятно, - сказал Колин. Он задумчиво прикусил нижнюю губу и, пристально глядя на Бенедикта, спросил:

– И что ты собираешься делать?

Рапира Бенедикта, которая все это время раскачивалась из стороны в сторону, внезапно упала на пол. Равнодушно взглянув на нее и даже не удосужившись поднять, Бенедикт прошептал:

– Это очень хороший вопрос.

Он все еще злился на Софи за то, что она его обманула, однако не мог не отрицать и своей вины. Ему не следовало требовать, чтобы Софи стала его любовницей. Он имел, конечно, право попросить ее об этом, но она имела право отказаться. И когда она это сделала, ему не следовало настаивать.

Бенедикт не был незаконнорожденным ребенком, и если Софи утверждает, что жизнь такого человека просто ужасна, и в подтверждение своих слов ни за что не соглашается зачать такого ребенка, - что ж, он должен уважать ее за это. А если он будет уважать ее, значит, он будет уважать и ее убеждения.

Мать была права. Он и в самом деле жил райской жизнью. У него было все: богатство, семья, счастье. Он мог получить все, что пожелает. Единственной трагедией в его жизни была внезапная и безвременная кончина отца, но даже тогда семья помогла ему пережить это несчастье. Ему было трудно представить настоящее горе, потому что он никогда его не испытывал. И в отличие от Софи никогда не был одинок.

Как же ему жить дальше? Он уже решил, что, презрев общественное мнение, женится на Софи. Незаконнорожденная дочь графа - немного более достойная партия, чем горничная, но только чуть-чуть. Лондонское великосветское общество, быть может, и примет Софи, если он заставит его это сделать, однако всегда будет относиться к ней с презрением. Так что ему с Софи придется по большей части жить в деревне, подальше от лондонского общества, которое еще долго будет перемывать им косточки. Однако Бенедикт совершенно четко знал, что предпочитает тихую жизнь с Софи бурной светской жизни без нее.

Так ли это важно, что Софи и есть та самая таинственная незнакомка с бала-маскарада? Она солгала ему относительно того, кто она такая. Но когда они целовались, смеялись или просто сидели и разговаривали, она была самой собой - женщиной, от одной улыбки которой у него сладко замирало сердце, которая способна была наполнить его душу радостью, просто находясь рядом. Вот эту Софи он знал и любил.

– Такое впечатление, что ты пришел к какому-то решению, - тихо сказал Колин.

Бенедикт задумчиво взглянул на брата. С каких это пор он стал таким всепонимающим? Когда успел стать взрослым? Бенедикт всегда считал Колина молодым повесой, красивым и галантным, однако не любящим возлагать на себя никакой ответственности.

Но теперь, когда он смотрел на брата, он видел перед собой совершенно другого человека. Он и внешне сильно изменился. Плечи стали шире, поза увереннее, взгляд мудрее. Последнее было самым важным. Если глаза и в самом деле зеркало души, значит, и душа Колина претерпела изменения. Она стала более тонкой и ранимой, способной сочувствовать и сопереживать.

– Я должен перед ней извиниться, - проговорил он.

– Уверен, она тебя простит.

– И она должна передо мной извиниться.

Бенедикт видел, что брата так и подмывает узнать, за что, однако Колин лишь спросил:

– А ты ее простишь?

Бенедикт кивнул.

Нагнувшись, Колин поднял рапиру Бенедикта.

– Я сам уберу, - заметил он.

Бенедикт долго непонимающе смотрел на брата и наконец порывисто сказал:

– Мне пора.

Колин с трудом подавил усмешку.

– Я так и понял.

Бенедикт снова взглянул на брата и внезапно, под влиянием необъяснимого порыва, быстро обнял его.

– Знаешь, - его голос вдруг осип, - я не часто говорю такие слова, но я тебя люблю.

– Я тоже тебя люблю, брат. - Колин, как обычно, криво усмехнулся. - А теперь убирайся отсюда ко всем чертям.

Бросив брату маску, Бенедикт выбежал из зала.

* * *