– Спасибо, – шокировано выдавливаю из себя.

Отмахивается обреченно и набирает водителя. Я же напоследок еще раз облизываю взглядом изящное платье. Представляю мою принцессу в нем и, почувствовав неконтролируемый прилив жара, ослабляю ворот рубашки. То еще испытание ждет меня на свадьбе.

– Черт, – бубню себе под нос и расплываюсь в улыбке. – Я женюсь, – и сам не верю.

– Вы как вообще познакомились? – внезапно летит в меня вопрос, которого я опасался.

В этот момент мы, покинув мастерскую, направляемся к кабинету Валевского. Туда, где все случилось. И еще, как назло, из-за поворота вылетает кастинг-менеджер, как напоминание о том роковом собеседовании.

– Здесь, в Доме моды, пересеклись, – тяжело сглатываю. – Случайно.

Туманов хочет задать уточняющие вопросы и добить меня ими, но вслед за менеджером появляется Сокульская. Бледная, взволнованная. Отчитывает паренька, который сам в предобморочном состоянии.

– Слышал, что сказали? Документы неси, – рявкает на него, а у того краска сходит с лица.

Аделина лихорадочно поправляет волосы, машет на себя ладонью, будто ей душно.

– Лев Романович, – столкнувшись с нами, смотрит преданно, как на последнюю надежду. – Мы как раз собирались вам звонить. У нас форс-мажор…

– Да что вы говорите? Как же так, – киваю с показным сочувствием, пока Альберт то ли кашляет, то ли смеется.

– Представляете, у нас проверка. Обещают лишить лицензии и вообще закрыть… – задыхаясь, лепечет она. – Лев Романович, помогите, – хватает меня за рукав пиджака, но я брезгливо отбрасываю ее ладонь. Стерва, из-за которой плакала моя малышка. Не будет ей пощады.

Одна из дверей с размаха открывается в коридор, и я едва успеваю дернуть Альберта за локоть, чтобы не прибило «старичка». А сам невозмутимо здороваюсь с вышедшим из помещения начальником комиссии. Боковым зрением наблюдаю, как в испуге открывает рот подстилка Валевского.

– Добрый день, Станислав Игоревич, – наше рукопожатие попадает под пристальное внимание Сокульской. Она будто лазером прожигает обе ладони. Насквозь.

– Лев Романович, почти закончили проверку. Все так, как и ожидалось: подлоги, обман, фальсификат, черная бухгалтерия. Дадим делу ход, – рапортует он.

– Один момент, – спохватившись, поспешно говорю. – Рядовых дизайнеров не трогайте. Они в этой истории, скорее, потерпевшие.

«Как моя Рапунцель», – мелькает в мыслях и раздражает не на шутку.

– Обижаете, – разводит руками. – Дизайнеры уже сотрудничают с нами. Правда, согласились не сразу, – зыркает на Аделину. – Пришлось долго уговаривать их свидетельствовать против руководства. Запугали сотрудников, – зло качает головой, а Сокульская сжимается в комок. Как глист, свернувшийся спиралью.

– Всему когда-нибудь приходит конец, – затаптываю ее и присыпаю землей. – Особенно, если тронуть того, кого нельзя.

Аделина судорожно шевелит шестеренками, пытаясь вспомнить, кому перешла дорогу. Смотрит на меня глазами затравленной лани, хлопает накладными ресницами так интенсивно, что они вот-вот отклеятся.

– Альберт Ильич, мы в курсе, что нужно еще дать комментарий СМИ, – узнав Туманова, Станислав обращается к нему. – Подготовим, сделаем.

– Да, ребята у входа собираются. Ждут, – серьезно, по-деловому отвечает Алик. – Мы со Львом на пару слов к начальству… бывшему, – стреляет адским взглядом в опешившую Сокульскую. – А потом тоже спустимся, все проконтролируем. Так, Лев Романович? – проговаривает нарочито вежливо.

– Разумеется, Альберт Ильич, – дублирую его тон и дружески похлопываю по спине. Уверен, он убьет меня за такое панибратство. Но это будет позже. Наедине. А пока что мы команда.

– Какие СМИ? – Аделина хватается за сердце, которого у нее нет. Фантомные боли. – Почему «бывшее»? – опирается спиной о стену.

Хмыкнув, молча продолжаю путь. Без стука распахиваю дверь в кабинет Валевского. Павлин носится по помещению, как ужаленный. Теребит телефон, растирает багровую морду платком.

Обернувшись на звук, застывает и врастает в пол.

– Л-лев Р-р-м-ма-н-н-вич, – блеет растерянно. – Альб-б-б… – заикается, не в силах вымолвить полностью, и оседает на диван.

В мелких свиных глазах-пуговицах мелькает надежда. Та же, которая была у Сокульской. Но я убиваю ее без намека на жалость. Срубаю грубо и под корень.

– Да, давайте знакомиться заново, – киваю на Алика. – Альберт Туманов, родной брат Алены Тумановой, вашего дизайнера.

Рожа павлина мгновенно синеет, а глаза вылезают из орбит. Сам Валевский превращается в статую. Не моргает, не двигается и, кажется, даже не дышит. Пялится на нас с неподдельным страхом.

Но мне ни капли его не жалко. Как вспомню заплаканное личико Аленки, прибить скотину хочется. И я в какой-то момент сжимаю кулаки, делаю шаг к нему, но Алик хватает меня за предплечье, предупреждая кровавую бойню.

– Лев Царев, – поддерживает мою игру, вежливо представляя меня. – Ее будущий муж.

На этой фразе мы с Валевским одновременно погружаемся в шок. Урод – потому что осознает, наконец, чью малышку тронул. А я… не верю, что Альберт принял меня в семью. Я ведь правильно трактую его фразу? От волнения мозг отключается. Но я запускаю резервный генератор, потому что еще не разобрался с обидчиком Рапунцель.

Валевский неожиданно прижимает руку к груди, увешанной безвкусными аксессуарами, и растекается по креслу, имитируя обморок.

– Как баба, ей-богу, – выплевываю с ненавистью.

Подлетев к столу, вижу там остывший недопитый кофе. Выплескиваю в морду павлину. Он дергается, но продолжает делать вид, будто ему плохо.

– Лев, постой, – обеспокоенно зовет меня Алик.

Но зверюга вырвался из клетки. И обратно не загнать.

Не верю. Не дам поблажки. Не пожалею.

Нахожу одинокий тюбик лиловой краски. Из той серии, которыми в меня Рапунцель швырялась. Сначала чувствую прилив ностальгии, потом вспоминаю ее ночной рассказ о том, как она вчера вывалила всю коробку на начальство. И вспыхиваю от злости.

Сжимаю в руке последнюю оставшуюся в живых баночку, пальцем сбиваю крышку – и тонкой струйкой лью краску на лоб имитатору, выводя круги и зигзаги. Он терпит до последнего. Пока вязкая жидкость не касается носа и рта.

Валевский подскакивает на месте, трет лицо двумя руками, с ужасом смотрит на измазанные ладони. Озирается в поисках растворителя, но я жестом останавливаю его. Пусть краска подсохнет.

– Сидеть! – командую, как собаке. – Не спеши подыхать, – хватаю два стула, ставлю с грохотом. И мы с Аликом одновременно садимся напротив еле живого, лилового павлина. – Ты нам еще пригодишься. Напоследок.

Глава 44

Алена

– Не, Алена, не прокатит, – морщится Ромка, когда я выхожу из комнаты в длинной юбке и простой блузочке, которые обнаружила аккуратно развешанными на сушилке. И там же… чулки с бельем. Неловко становится от мысли, что о моих вещах позаботился Лев, перед тем как уехать.

Смотрю на часы и недовольно хмурюсь: скоро ужин, а его все нет. Какие срочные дела у Царева в субботу? И почему он задерживается? У меня и так достаточно