Первыми шли эйя, потом Вийя, потом Ивард с келли, Элоатри, Мандериан, а замыкал шествие Тате Кага, сжавший свой пузырь до минимума. По мере их появления в зале становилось все тише, и Омилов чувствовал, как впились в него несколько десятков глаз под огромной голограммой Тысячи Солнц наверху.

– Подождите здесь, – сказал он, хотя это указание было излишним. Во время прохождения через строго охраняемую территорию проекта он уже рассказал им о процедуре, которую разработал вместе с Мандерианом. Все будут ждать снаружи, пока их не позовут; Вийя и эйя, как психический двигатель эксперимента, войдут последними.

«Когда они увидят гиперрацию, их действия станут непредсказуемыми, а возможно, и неуправляемыми. Попытка помешать им в этот момент может оказаться фатальной», – сказал Мандериан.

Эта мысль и все, что из нее вытекало, угнетала Омилова, когда он подошел к охраняемому десантниками люку, за которым стояла урианская гиперрация. Он едва заметил сканирование, подумал мельком, не виден ли им страх, засевший комком у него в желудке. Недавно он пересмотрел чип с «Мбва Кали», где спасшие его рифтеры рассказывали о бойне, учиненной эйя в пыточной камере Эсабиана под Мандалой. А его колледж Ксенологии располагает аналогичными записями, которые имеются и здесь, на Аресе.

Дверь секретной комнаты закрылась за ним, отрезав от взглядов офицеров и техников в зале, но Изабет, его главный техник, успела проскользнуть вслед за ним, преисполненная сочувствия.

– Что это за зверинец, во имя девяти шиидранских преисподних? – осведомилась она, ткнув большим пальцем через плечо. – Я думала, будет только должарианка со своими инопланетянами – а Тате Кага здесь при чем?

– Все это очень сложно, – тяжело вздохнул Омилов. – Но Ивард, мальчик, связанный с келли, видимо, является частью полиментального комплекса, чувствительного к урианским артефактам, – и он отказывался пойти без Профета.

Она презрительно фыркнула, оглядев маленькую комнату с красной светящейся громадой гиперрации в глубине и прочими приборами вдоль стен, приготовленными для эксперимента.

– Тесно будет. Надеюсь, эти маленькие выжигатели мозгов не страдают клаустрофобией.

Омилов кивнул, и Изабет проверила все еще раз. Все техники, кроме Омилова, должны были работать дистанционно, чтобы не нарушать ноотический и ментальный потенциал участников, а также ради собственной безопасности, если эйя покажут негативную реакцию. Он посмотрел на потолок, где торчали сопла – через них в экстренном случае пойдет в комнату газовая смесь, которая, как считалось на основе весьма скудных биологических данных, способна обездвижить инопланетян. То ли обездвижит, то ли убьет, а в самом худшем случае не окажет вообще никакого действия. Перед Омиловым возникло жуткое видение Зала Ситуаций, усеянного трупами, из глаз и ноздрей которых вытекает кровь и мозг.

– Гностор! Вам нехорошо?

Он попытался взять себя в руки.

– Извините, Изабет. Слишком много работы и мало сна. Вы тут потрудились на славу. Давайте приглашать первую группу?

Она вышла, бросив на него не поддающийся расшифровке взгляд. Пару секунд спустя тианьги перешло на другой режим, призванный подавлять беспокойство, но на Омилова это как-то не подействовало.

На приборных экранах светились формулы, блестящий пол отражал огоньки индикаторов и таинственный урианский артефакт. Здесь он хоть ненадолго чувствовал себя в своей стихии – по контрасту с внешним миром. Но это чувство уравновешивалось бессилием помочь Брендону, тонущему, как боялся Омилов, в водовороте дулуских интриг.

А теперь и чувство контроля ускользало от него: четкая симметрия науки вытеснялась аморфным давлением мистицизма, и он ничего не мог с этим поделать. Из прошлого лезли воспоминания, вызывая тупую боль сожалений, никогда не уходящую далеко. Но тут дверь отворилась, впустив Иварда, келли, Элоатри и под конец Тате Кагу.

– Надо поторопиться, – сказала Элоатри. – Мандериан говорит, что эйя не могут ждать долго.

Тут, к полному изумлению Омилова, Тате Кага подплыл к гиперрации и гортанно запел что-то на древнем языке, который гностор слышал впервые, а Ивард стал ему вторить. Келли, обступив мальчика, тоже заныли, поглаживая своими шейными отростками и его, и рацию. Линзы пишущих имиджеров на стенах отражали эту картину в миниатюре.

Нуллер подал мальчику сквозь поле пузыря пучок какой-то горящей травы. Ивард помахал им на рацию и на себя, втягивая дым. Резкий запах наполнил комнату.

Тате Кага протянул мальчику еще какие-то травы, черные и сладко пахнущие, потом красноватую кору. Омилов сердито подступил к Верховной Фанессе:

– Что они делают? Что за чушь такая?

– Тате Кага – шаман, продолжающий традицию Шанунгпы; он помогает мальчику подготовиться...

Омилов, рассердившись теперь по-настоящему, прервал ее:

– А не принести ли им в жертву какое-нибудь животное? Довольно, хватит. Это научный эксперимент...

Но Верховная Фанесса схватила его за руку и с неожиданной силой развернула к себе.

– Молчите, Себастьян Омилов! Ваше невежество сознательно и потому непростительно. – Она раскрыла ладонь, показав отпечаток Диграмматона, совершившего скачок через тысячи световых лет, от Артелиона, где погиб ее предшественник в акции, направленной против Брендона. – Неужели вы так скоро забыли Дезриен?

Он похолодел, и в подвалах памяти шевельнулось Сновидение, где человек в архаической одежде столкнулся с леопардом в темном лесу.

В этот момент люк зашипел, и вбежали эйя, за которыми более медленно следовала Вийя. Она шла, словно из последних сил, с широко раскрытыми невидящими глазами; мускулы на ее шее напряглись. Мандериан держался рядом, не прикасаясь к ней, но, видимо, готовый ко всему. Ее мучительная сосредоточенность отражалась и на его лице.

Эйя взвыли, заглушив и людей, и келли. Их тонкие ручонки ощупывали рацию. Затем они вдруг замерли, взъерошив белый мех. Омилов почувствовал давление в голове. Мандериан дышал со свистом. Голос Иварда умолк.

Ивард, Вийя и эйя, как по команде, повернулись в ту же сторону.

Безымянный палец Омилова начал зудеть. Зуд перешел в боль, поднимающуюся по левой руке. Он сделал вперед шаг, потом другой, борясь с захлестывающей его гудящей тьмой. Вийя выдохнула:

– Аркад! – И вместе с Ивардом и эйя повалилась на пол.

Келли склонились над ними, а Элоатри опустилась на колени рядом с мальчиком. Омилов переводил взгляд с одних на других, не зная, что делать. Последнее, что он увидел, было тело должарианки, поднятое в воздух пузырем Тате Каги. Ее черные волосы развевались, как знамя, когда нуллер вылетел с ней за дверь.

Затем тайна Дезриена завладела Омиловым, и он ушел в Сновидение.

* * *

Он проснулся, сознавая, что это ему снится. Но это сознание тут же улетучилось, и он увидел себя на улице города Меррина, на Шарванне.