Если бы спускаться через туннель надо было в темноте, то порядок и очередь значения бы не имели: во мраке всякое может случиться. Но русские, к счастью, вместе с водолазным снаряжением положили в алюминиевые коробки еще и три мощных галогеновых светильника. Эти лампы были рассчитаны на работу под водой на больших глубинах и при повышенном давлении. Одну из этих ламп понесет возглавляющий процессию Роджер; вторую — замыкающий шеренгу Пит. Среднюю лампу Харри решил вручить Лину. Если группа будет спускаться таким образом, чтобы между двумя соседними полярниками выдерживался трехметровый промежуток, то вся процессия растянется метров на двенадцать — и, следовательно, таково будет расстояние между первой и третьей лампами. Ясно, что плыть они все будут вовсе не на ярком свету, однако, надеялся Харри, все же освещение какое-то будет и, быть может, злоумышленник не решится повторить покушение.

В комплект каждого водолазного костюма с теп-лоподогревом входили и водонепроницаемые наручные часы с большим фосфоресцирующим циферблатом. Харри поглядел на свои часы, как только покончил с переодеванием. Восемнадцать минут двенадцатого.

Рванет через сорок две минуты.

Обратясь ко всем, Харри спросил:

— Готовы?

Все уже успели облачиться в водолазные костюмы и натянуть маски. Даже Джордж Лин.

Харри произнес:

— Ну, удачи всем, друзья. — Потом он сам натянул свою маску, потянулся к левому плечу, чтобы началась подача воздуха из резервуара за плечами в маску, и следом сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, убеждаясь в исправности снаряжения. Затем он повернулся к Роджеру Брескину и подал ему знак, оттопырив большой палец на руке.

Роджер подхватил свою галогеновую лампу и вошел, разбрызгивая во все стороны воду, в круглый бассейн, с той стороны, где было помельче. В воде он помешкал какую-то секунду и нырнул, прыгнув ногами вперед в разинутую на двенадцать метров пасть туннеля.

Следом отправился Харри, подняв куда меньше брызг, чем первопроходец Роджер. Хотя он и знал, что бояться в общем-то не стоит, но все равно был готов к тому, что ледяное объятие студеного моря собьет дыхание и заставит сердце биться побыстрее, потому он невольно схватил ртом воздух, как только воды сомкнулись над его головой. Но батареи, подключенные к нити накаливания, предназначенной для обогрева его костюма, были в полной исправности, и он даже не чувствовал, что окружающая температура как-то поменялась сравнительно с тем, как он чувствовал себя в пещере под куполом.

Вода была темной. Миллионы частичек грязи, облачка малюсеньких кремнистых водорослей, которых тут хватило бы для насыщения доброго стада китов, и зернышки льда выплывали в рассеянном желтоватом луче, вырывавшемся из водонепроницаемого корпуса лампы. За ее сияющим галогеновым ореолом Роджер был различим едва ли наполовину, казавшись каким-то таинственным, совершенно черным в своем резиновом костюме, наводя на мысль о тени, покинувшей того человека, который эту тень отбрасывал, а то и о Смерти своей, правда, позабывшей где-то свою излюбленную косу.

Как учили, Брайан плюхнулся в воду без задержки, чтобы предупредить попытку нового покушения на свою жизнь, которая — кто знает? — вполне могла последовать за тем, как Роджер и Харри покинули пещеру.

Роджер уже начал опускаться вдоль кабеля, служившего фидером антенне, запущенной с «Ильи Погодина», и, следовательно, ведущего к подводной лодке.

Харри поднес левое запястье к глазам, чтобы разобрать показания ярко светящегося циферблата. 11 ч. 20 мин.

Взрыв через сорок минут.

Он поспешил за Роджером Брескином. Навстречу неведомому.

— Офицерская кают-компания вызывает на связь капитана.

Никита Горов, которого этот голос нашел в рубке управления, потянул микрофон на себя и произнес:

— Докладывайте.

Из динамика-пищалки на потолке горохом посыпались торопливые, натыкающиеся друг на друга слова. Их было так много, и они вылетали из громкоговорителя так быстро, что почти ничего нельзя было разобрать.

— Течет тут у нас. Переборка вспотела.

— Какая еще переборка? — Горов спрашивал предельно деловым, подчеркнуто хладнокровным голосом, хотя у самого в это время живот свело от ужаса.

— По штирборту.

— Серьезная течь?

— Не сказать, чтобы уж очень. Так, испарина.

Роса выступила маленькими такими капельками на метра два в длину и на сантиметров пять или восемь в ширину. У самого потолка.

— Признаки вспучивания заметны?

— Никак нет.

— Держите меня в курсе, — сказал он, так и не выдав своей озабоченности. А ведь душа в пятки ушла, когда он тянулся к микрофону минуту назад.

Техник, сидевший за пультом поверхностного эхолота, сообщил:

— Вижу в отверстии признаки неполного прободения. Оно частично блокируется, и акустические колебания проходят не полностью.

— Аквалангисты?

Техник на мгновение замешкался с ответом, углубившись в изучение графика.

— Так точно. Иначе истолковать это явление трудно. Ныряльщики. Судя по всем отклонениям пера самописца, они продвигаются вниз.

Добрая весть подействовала на всех присутствующих в рубке. Не то чтобы они расслабились — нет, напряжение осталось тем же. Однако впервые за много-много часов эта напряженность как-то скрашивалась сдержанным оптимизмом.

— Торпедный отсек вызывает капитана.

Горов суеверно вытер повлажневшие ладони о брюки и снова взялся за микрофон:

— Говорите. Я слушаю.

Говорящий из торпедной владел своим голосом, но все же нотка обеспокоенности очень даже чувствовалась, несмотря на искажения.

— Увлажнение переборки между торпедными камерами номер четыре и номер пять становится все заметнее. Мне не нравится, как это все выглядит.

— Какого рода ухудшения вы замечаете?

— Теперь вода капает на палубу.

— Сколько воды? — спросил Горов.

Громкоговоритель засвистел и продолжал скрипеть и визжать, пока офицер-торпедник не завершил наконец оценку создавшегося положения. Потом свист унялся и офицер доложил:

— Грамм тридцать. Или пятьдесят.

— И все?

— Так точно.

— Признаки вспучивания?

— Не наблюдается.

— Как заклепки?

— Ни в одном ряду заклепок не замечено каких бы то ни было нарушений.

— А нет ли признаков усталости металла? Звуки? Беспокоящий скрежет?

— Мы провели стетоскопирование. Никаких посторонних шумов или сигналов об усталости металла стетоскоп не показал. Акустическая обстановка обычная.