Гуревич знаком показал, чтобы все шли за ним. Он встал в полный рост и направился к дому. Поднявшись на скрипнувшее крыльцо избушки, осторожно потянул приоткрытую дверь. Затем обернулся.

– Семен и Степан пусть проверят сарай. А мы пока в доме пошарим. А то не дай бог засада, всех зараз положат, а оно мне надо?

Кучник с Лушкевичем направились к пристройке, а Фролов с Райзбергом вошли за Гуревичем внутрь. В доме царила девственная пустота. Луч фонарика Гуревича бесплодно блуждал по голым стенам – ни мебели, ни одежды. Кто бы здесь ни жил, собирался это кто-то явно не второпях. Он аккуратно, если не сказать щепетильно, покидал свое жилище. В деревянных стенах дома тут и там виднелись небольшие дырки – похоже, перед отъездом хозяин даже гвозди выдернул из стен.

– Вот куркуль, – недовольно пробурчал Гуревич. – Хоть бы веревки какие оставил, гад, или крюки. Могли б плот соорудить.

Затем обернулся к Фролову с Райзбергом и весело подмигнул, предварительно подсветив свое лицо снизу.

– Ну ничего. Главное, бревна есть. Худо-бедно переправимся. Но комфорт не обещаю.

Райзберг кисло улыбнулся в ответ – он еще не оправился от канализационной сырости, а тут снова-здорово.

В эту секунду в доме весело застучали сапоги вбежавших Кучника и Лушкевича.

– Даешь переправу! – радостно объявил Кучник.

– С чего такая уверенность? – спросил Гуревич.

– В пристройке есть все, что нам надо.

– Лодка?! – изумился Гуревич.

– Не совсем, – уклончиво ответил Лушкевич. – Но не хуже. Сейчас сами увидите.

Все побежали в сарай. Еще на подходе Фролов почувствовал запах стружки, лака и клея. Сарай был явно чем-то вроде столярной мастерской.

– Вуаля! – объявил добежавший первым Кучник и направил фонарик внутрь помещения.

– Епрст, – коротко выдохнул Гуревич.

Всюду, куда ни кинь взгляд, стояли гробы. Поменьше, побольше, законченные или наполовину сколоченные. Некоторые стояли вертикально, прислоненные к стене в ожидании финальной покраски, некоторые лежали друг на дружке – готовые к употреблению. Хозяин дома был гробовщиком.

– И что? – спросил Фролов, не желая даже тратить драгоценный мыслительный процесс на догадки.

– Как «что»? – недовольно откликнулся Кучник. – Вы хотите переправиться на ту сторону или нет?! Перед вами самый надежный транспорт в мире.

– Насчет надежности спорить не буду, – сказал Фролов. – По крайней мере, гроб сам по себе еще ни разу никого не угробил. А вот насчет транспортабельности, тут большой вопрос. Гроб – не лодка, течь даст.

– Даст, – согласился Гуревич. – Но если выбрать гроб поплотнее, на час хватит. Вон те, что лаком покрыты, все равно что просмоленные.

– Мы с Семеном не всегда совпадаем мнениями, – вежливо встрял Лушкевич. – Но в данном случае находка, по-моему, отличная. Грести можно досками.

– Нет, грести нельзя, – заметил Гуревич, деловито осматривая гробы и даже постукивая по некоторым из них, словно выбирал спелый арбуз. – Во-первых, с течением все равно не справиться. А во-вторых, пока нас будет нести, на том берегу запросто могут оказаться немцы. Да и на этом тоже. Всплеск воды может вызвать нежелательное внимание. Взять на всякий случай возьмем, но пользоваться я не советую.

– Я не поплыву в гробу! – неожиданно взвизгнул молчавший до того Райзберг.

– Это еще почему? – нахмурился Лушкевич.

– Не поплыву и все. Плохая примета.

– Какая еще плохая примета? – возмутился Кучник.

– Лежать в гробу – плохая примета.

– Можете стоять, – огрызнулся Кучник.

– Да нет такой приметы! – продолжил Лушкевич. – Александр Георгиевич, есть такая примета?

– В кино есть. – Фролов пожал плечами.

– Да погодите вы с кино, – встрял Гуревич. – Если Ефим Соломонович не хочет плыть в гробу, есть другой вариант.

Он вскинул фонарик, и все повернули головы в сторону предлагаемого «варианта». Но тут же, включая Райзберга, невольно отшатнулись. Прямо на них, как бы выглядывая из-за пирамиды гробов, смотрел четырехметровый деревянный Сталин. С трубкой и во френче. Он глядел строго, но с интересом.

– Похоже, наш гробовщик был еще и творцом по совместительству, – с удовлетворением в голосе отметил Гуревич. – Тело делало гробы, а душа жаждала искусства.

– И ч-что в-вы предлагаете? – слегка заикаясь, спросил Райзберг.

– Я предлагаю плыть на нем, – пожал плечами Гуревич. Он еще раз задумчиво оглядел статую, затем осторожно постучал по ступням вождя, видимо, проверяя качество нового плавучего средства.

– Сосна, – довольно заключил он. – Не потонет.

– П-плыть на С-сталине?

– Не на Сталине, а на статуе Сталина, – уже несколько раздраженно отреагировал Гуревич. – Что, согласитесь, все-таки разные вещи.

Фролов посмотрел на Кучника с Лушкевичем. Те скосили глаза на Райзберга. Последний по-прежнему не отрываясь смотрел на деревянного Сталина и растерянно моргал. Сталин, в свою очередь, смотрел на Райзберга, но не моргал. В глазах его теперь читалось раздражение. Казалось, он был недоволен тем, что его собираются превратить в водно-транспортное средство.

– Так, – прервал паузу Гуревич. – Времени мало, ночи летом короткие. Давайте быстро. Статуя или гроб, гроб или статуя?

Лицо Райзберга скривилось от мучительного выбора.

– Я не могу плыть в гробу, – выдавил он наконец. – Я боюсь.

– Хорошо, – хлопнул в ладоши Гуревич так, как будто вел аукцион и только что продал самый ценный лот. – Одобряю ваш выбор. Кстати, заметьте. Художник не совсем довершил работу над скульптурой… простите, статуей. Между ног… э-э-э… товарища Сталина, в районе коленей есть удобная ложбинка.

– Чем же она удобна? – смутился Райзберг.

– Она удобна тем, что практически скроет вас от посторонних глаз. Вы будете плыть, как в трюме шикарной яхты.

– А как мы его доволочем? – спросил Лушкевич, меряя взглядом деревянное изваяние.

– Это не проблема. Так же, как и гробы. Сразу за сараем начинается спуск. Сталин… э-э-э… в смысле, статуя сама покатится. Главное, со двора стащить. Но пять здоровых мужиков, делов-то!

Тут Гуревич посмотрел на щуплого Райзберга, как бы размышляя, стоит ли его включать в этот список, но менять числа не стал.

– А может, все-таки пойдем дальше? – спросил Райзберг, чье пропитанное идеологией сознание никак не допускало заплыва верхом на статуе вождя народов.

– Куда «пойдем»?! Вдоль реки, покуда на немца не напоремся? А может, тут в десятках километров ни одного моста? И охота же вам, Ефим Соломонович, погибнуть в неравной рукопашной с немецким оккупантом. Вам, наверное, ваша жизнь не дорога, а у меня, между прочим, ценные документы и попасть в руки немцев они никак не могут.