Логичным представлялось направить поток малоземельных крестьян в Сибирь, предоставить им казенные земли и тем самым обезопасить дворянские владения в Европейской России. Как цинично шутили помещики по поводу переселенцев, «Дальше едешь – тише будешь!».

Крестьяне в России имели о Сибири самые противоречивые представления. Сибирь одновременно и пугала и манила. Пугала славой каторжного страны, куда ссылали убийц и разбойников. Манила слухами о вольной земле, где можно было устроиться без оглядки на помещика и начальство. Самые смелые пытались найти свое счастье в Сибири, бросали хозяйство в родных краях и правдами и неправдами добирались с семьями до Амура: «Многие даже не знали, куда направлялись: шли на «Мамур-реку», на «Китайский клин», в «беловодье», но какие местности разумелись под этими названиями, где они расположены и какими путями достигнуть их, переселенцы часто не могли сказать… иные представляли Сибирь страной, изобилующей не только ценным зверем и рыбою, но и садами. Сенокосы казались беспредельными, чернозем – не знающим недорода»[304].

Правительственная политика долгое время была нацелена на сдерживание переселения. Впоследствии специалисты по переселенческому делу отмечали: «В эпоху, непосредственно следовавшую за освобождением крестьян, как в правительственных кругах, так и в широких слоях поместного дворянства, господствовало, по соображениям экономического характера, резко неблагоприятное для переселенческого движения настроение, вызвавшее даже ряд репрессивных по отношению к нему мероприятий»[305]. Крестьян, ушедших в Сибирь по доброй воле, задерживали по дороге как бродяг и насильно водворяли на прежнее местожительство.

Переселенческий закон 1889 г. разрешал переселение только зажиточным крестьянам, что само по себе являлось странным, так как данная категория крестьян неплохо жила и в Европейской России. Показательно, что закон, призванный стать плотиной на пути переселения, был принят, когда вовсю дебатировался вопрос о строительстве сквозного железнодорожного пути через всю Сибирь к Владивостоку. В правительственных сферах было много противников строительства Транссибирской железной дороги, заявлявших, что этот дорогостоящий проект не принесет ни малейшей пользы, поскольку из слабонаселенного Дальнего Востока вывозить совершенно нечего. Вообще, чиновники петербургских канцелярий имели о Сибири столь же смутное представление, как неграмотные крестьяне. В 1896 г., по подсчетам Министерства земледелия и государственных имуществ, на всю Сибирь имелось пригодных для расселения земель всего-навсего для 1200 крестьян. О том, что земли, считавшиеся непригодными для пашни, на самом деле успешно возделываются самовольными переселенцами, в столице даже не подозревали. На картах Сибири многие места выглядели безлюдной пустыней, но впоследствии там, к всеобщему изумлению, обнаруживались вполне обустроенные деревни[306].

Твердая решимость императора Александра III и настойчивость тогдашнего министра финансов С.Ю. Витте переломили отрицательные настроения в верхах. Грандиозный проект строительства Сибирской железной дороги был успешно реализован, вызвав у западной прессы восхищение, смешанное с опасением. Британская печать предрекала, что Транссибирская магистраль «сделает Россию самодовлеющим государством, для которого ни Дарданеллы, ни Суэц уже более не будут играть никакой роли, и даст ей экономическую самостоятельность, благодаря чему она достигнет могущества, подобного которого не снилось еще ни одному государству»[307].

Строительство Транссибирской железной дороги дало громадный толчок развитию Сибири. Магистраль связала воедино Европейский центр и Дальний Восток, сделав доступными местности, куда раньше было почти невозможно добраться. Изменилось отношение к переселению. Комитет Сибирской железной дороги, председателем которого являлся тогдашний наследник престола цесаревич Николай Александрович, поощрял меры, направленные на увеличение сибирского народонаселения. Вступив на престол, Николай II руководствовался той же мыслью.

Витте, который в начале его царствования еще оставался самым влиятельным министром, докладывал, что размах переселенческого движения не соответствует потребностям Сибири в земледельческой колонизации. Он предлагал выделить средства на организацию переселенческого движения как ввиду его колонизационного значения, так и в интересах разрежения населения на местах. Губернские комитеты, созданные в рамках Особого совещания о нуждах сельскохозяйственной промышленности, которое было созвано по инициативе Витте, высказались за изменение переселенческой политики. Предложения комитетов легли в основу закона о переселении от 6 июня 1904 г. Общий закон дополняли инструкции и положения, в частности Положение Совета министров от 10 марта 1906 г. «О порядке применения закона 1904 г. о переселении». Хотя этот документ носил скромное название Положения, многие исследователи считают его в сущности новым законом.

С.М. Сидельников полагал, что законы 1904 и 1906 гг. свидетельствовали о переходе к экономическим методам регулирования переселения[308], В.Г. Тюкавкин только отчасти соглашался с этим суждением, подчеркивая, что, наряду с применением экономических мер, сохранялось государственное вмешательство в организацию переселения[309], Действительно, законодательство не предусматривало полной свободы переселения. Покинуть можно было только губернии, из которых добровольное выселение признавалось желательным ввиду неблагоприятных хозяйственных условий, а поселиться можно было только в районах, заселение которых признавалось особо желательным. Вместе с тем закон 1904 г. и Положение 1906 г. при всей их ограниченности знаменовали собой отказ от прежней политики ограничения переселения и переход к поощрению этого процесса.

Витте и Столыпина связывали неприязненные отношения, носившие со стороны Витте характер личной ненависти. Однако в переселенческом вопросе они были солидарны, и Столыпин продолжал политику Витте. Точнее сказать, это была не личная политика кого-то из министров, а политика государства. Главноуправляющий землеустройством и земледелием князь Б.А. Васильчиков в своей речи в комиссии III Государственной думы сформулировал задачу переселенческой политики следующим образом: «Переселение является могучим средством для устранения земельной тесноты и разрешения целого ряда… поземельно-устроительных вопросов». Таким образом, главной целью переселения на тот момент являлось смягчение социальной напряженности в Европейской России. В то же время в речи главноуправляющего прозвучали мотивы освоения Сибири – «пустыни, изобилующей всеми богатствами», а также укрепления дальневосточных рубежей: «Эта богатая пустыня граничит с перенаселенными странами»[310].