Правил в то время в Козельске малолетний князь Василий по прозвищу Козля, но поскольку был еще мал, то вопрос о том, быть или не быть миру с Батыем, решал городской совет. «А Василий, учинив совет, положил обороняться за веру и отечество до последнего излияния крови. Люди же сами, бывшие во граде, согласились, хотя князь их млад, но им всем вместе жизни своей не жалеть, и лучше себе поставляли помереть, нежели веру поругать. И с тем присланного отпустили» (В. Татищев). Трудно сказать, насколько соответствуют истине рассказы о том, что малец показал послам фигу, в летописях об этом ничего нет, зато всю сцену красочно описал В. Чивилихин в своем романе-эссе. Отказ жителей Козельска подчиниться привел Батыя в бешенство, поскольку теперь приходилось заниматься тем, чем завоеватель очень не любил заниматься, — сражаться с противником в неравных для себя условиях. Хан и так не был великим полководцем, свалив все военные дела на Субудая с Бурундаем или своих более толковых в военном деле родственников, предпочитая заниматься делами политическими, но тут получалось так, что именно он будет нести ответственность за поражение. Потому что — вот он, Козельск, а вот — Батый с ордой и полководцами, и от того, что решит хан, зависит судьба всего войска, поскольку решение о штурме или отступлении мог принять только лично завоеватель. Потому вполне понятна его реакция, когда «Нечестивые узнали, что люди в городе крепкодушны, что словами хитрыми нельзя захватить город» (Ипатьевская летопись). И хан решился на приступ — пока разлив рек не отрезал окончательно подступы к городу и не сделал штурм невозможным.

* * *

Подготовка к приступу была очень быстрой, потому что время поджимало — в монгольском лагере колотили лестницы, прикрепляли к арканам железные крючья, готовили навесы от стрел и мостки, чтобы перекинуть их через ров. Собирать осадные машины времени не было, монгольские военачальники планировали овладеть город стремительным броском, а если не получится, то организовать затяжной штурм и сломить упорство осажденных. Через день подготовка была закончена, и как только забрезжил рассвет, грохот монгольских боевых барабанов погнал орду на приступ. Увязая в мокром снегу, нукеры двинулись вперед, гоня впереди себя полон, который должен был заваливать ров и перекинуть через него перемет. Вот как описал это осадное орудие В. Чивилихин: «Перемет — несколько десятисаженных бревен, перекинутых с помощью треног и арканов к городским воротам, образовывали мост и опору для стенобитного устройства». Главный удар монголы наносили со стороны южной стены, где только ров отделял их от городских укреплений, а вот штурмовать со стороны рек не рискнули — слишком велика была опасность провалиться под хрупкий и тонкий лед. В утренних сумерках плыл над Козельском звон набатного колокола, дружинники и горожане вооружились и спешили на городские стены, откуда были видны все передвижения монголов. Степняки месили ногами снежную кашу, продвигаясь к крепостному рву, но едва они оказались в зоне поражения, как со стен по ним открыли стрельбу из арбалетов — тяжелые стрелы пробивали насквозь легкие щиты и доспехи монголов. Орда понесла первые потери, но это не замедлило ее движения, и, прикрываясь от стрел, которые теперь густо летели со стены, наспех сколоченными большими деревянными щитами, ханские лучники вступили в перестрелку с защитниками. Пленные, невзирая на то, что их расстреливали сверху, сваливали в ров громадные вязанки хвороста, бревна и тела своих же погибших соотечественников, постепенно заполняя все пространство. Затем через ров бросили переметы, и под прикрытием лучников орда хлынула к валам и стенам. Словно муравьи, карабкались наверх ханские нукеры, приставляли лестницы, закидывали крюки и арканы, стараясь как можно быстрее достигнуть гребня стен и вступить в рукопашную с русскими ратниками. Степняков щедро поливали смолой и кипятком, сбивали камнями и глыбами льда, мечами и топорами рубили арканы, шестами отталкивали лестницы. Тех, кому удавалось достигнуть бойниц, принимали в топоры, а затем их изрубленные тела сбрасывали вниз, на головы наступающих. Раз за разом с остервенением кидались монголы на стены крепости, новые свежие сотни сменяли уставших и истомленных долгим боем нукеров, но все их усилия были тщетны, и Козельск стоял крепко. Южные валы были усыпаны мертвыми телами монголов, но Батый озверел и упорно гнал своих воинов на смерть. В городские ворота было ударили бревном, но с башни плеснули кипятком, и ошпаренные нукеры с диким визгом покатились по снегу. Линия фронта наступления была для монгольских войск слишком узка, а потому они не могли в полной мере использовать свое численное преимущество, продолжая просто атаковать в одном и том же месте. И лишь когда солнце медленно покатилось за линию горизонта, орда отхлынула от города и медленно начала отступать в свой стан, утаскивая тела раненых товарищей. Козельск устоял, и это обернулась для Батыя очень большими неприятностями.

* * *

Скорее всего, именно эта задержка в несколько дней и помешала Батыю уйти от города, поскольку во всю мощь грянула весна, и дороги развезло окончательно, а реки вскрылись ото льда. Это очень точно подметил Владимир Чивилихин, когда сделал вывод о том, что весенний подтаявший лед сделал непроходимыми долины Жиздры и Другусны, и, таким образом, Батыево войско оказалось запертым в углу, образованном слиянием рек. А вершиной этого угла оказался Козельск со всеми вытекающими последствиями. Численность орды, которая застряла под этим городом, не могла превышать 20 000 воинов, ну а об идеальном соотношении, которое навязло на зубах — «один воин — три коня», даже и говорить не хочется. Хорошо если после стольких боев и походов один остался, так это степняк за счастье для себя считать должен — как говорится, не до жиру, быть бы живу! О том, что численность монголов, которые осаждали Козельск, была не высокой, говорил и В. Чивилихин: «Экономическое развитие глухих пограничных мест Новгородской, Смоленской, Черниговской и Владимирской земель не было тогда настолько высоким, чтобы после долгой зимы в них могли досыта кормиться в течение почти трех месяцев десятки тысяч лошадей и всадников, занявших всю эту водораздельную местность между истоками Волги, Днепра, Десны, Болвы, Москвы-реки, Угры и Жиздры». Оказавшись запертым перед городом, Батый был вынужден расположиться здесь надолго, ожидая, когда спадет вода и просохнут дороги. Но самое главное, теперь он был бессилен что-либо предпринять против Козельска, поскольку воды Другусны хлынули в ров, и крепость оказалась на острове. Очень интересны наблюдения по этому поводу С. В. Александрова, хранителя фондов Рославльского историко-художественного музея: «…половодье на Жиздре продолжается примерно около месяца. Именно столько монголы должны были дожидаться схода воды под Козельском. Но и после конца половодья Субудай и Батый вряд ли могли начать штурм. После половодья пойма Жиздры превращается в болото, по которому подойти к крепости довольно трудно, тем более идти на штурм. Это еще затягивало осаду примерно на неделю, а то и больше».

Достаточно полное исследование обороны Козельска сделал В. Чивилихин, о котором и написал в своем романе-эссе «Память». Владимир Алексеевич в буквальном смысле слова облазил то, что осталось от древнего городища. Конечно, не все выводы автора бесспорны, да и он сам говорил, что это не более чем гипотезы, но сам объем проделанной им очень добросовестной работы заслуживает уважения. Так вот, он отмечал, что в окрестностях Козельска очень многие места связаны с теми страшными и кровавыми событиями, которые произошли весной 1238 года. «Есть под Козельском и Батыево поле… Ставка же Бату, согласно преданиям, полтора месяца находилась в уцелевшем от огня пригородном селе у Козельска. Оно до сего дня именуется Дешевками, а речка, впадающая здесь в Жиздру, Орденкой» (В. Чивилихин). Но что забавно, об этом же самом пишет и человек, которого Владимир Алексеевич безжалостно критикует, — Лев Николаевич Гумилев. Вот что он сообщает: «Мой покойный друг профессор Н. В. Тимофеев-Ресовский рассказал мне по детским воспоминаниям, что около Козельска есть село Поганкино, жители которого снабжали провиантом монголов, осаждавших «злой город». Память об этом была в XX в. настолько жива, что козляне не сватали поганкинских девиц и своих не отдавали замуж в Поганкино». Однако помимо собственно народного предания мы узнаем довольно интересный факт — монголы находили способы снабжать себя продовольствием и в этих сложных условиях. Возможно, пользуясь тем, что и горожане отделены от монгольского стана водой, Батый распустил свое воинство по окрестным селам, погостам и деревням. Очевидно, завоеватель позволил себе расслабиться, поскольку та самая вода, которая делала невозможным как штурм города, так и движение орды на юг, делала нереальным и поход черниговского войска на помощь Козельску, вздумай князь Михаил эту помощь оказать.