Миньковский хотел, чтобы его дочь получила либо диплом врача, либо юриста, потому что как журналист ты будешь бегать и искать себе работу, а если ты врач или адвокат, работа сама к тебе приходит, — во всяком случае, он так считал. Но ни врачом, ни юристом Алена становиться не хотела категорически. Она говорила: «Папа, я этого не хочу, люди этих специальностей к тебе приходят с отрицательной энергией. И тех и других надо лечить». Но от желания заниматься журналистикой она вдруг перешла к молодежной политике. Так что она специалист по политологии. В принципе, достаточно широкая получилась профессия: это и журналист, и политолог, и специалист по промоушену и рекламе.

Она, конечно, американка, но при этом абсолютно не стесняется русских корней. Я с ней на эту тему не раз говорила, а она мне объясняла: «Мама, все равно пока я в Америке, я — русская. Ты известный человек, когда ты ко мне приезжаешь, все с тобой хотят общаться. Когда папа появился в университете, на меня стали смотреть как на дочку представителя русской мафии». Что я могу сказать? «Алена, значит, одна задача — завоевывать этот мир самой».

У нее свой взгляд на жизнь. Я когда-то пыталась заманить ее в американскую школу в Москве. Так как сын Оксаны и моя дочь имели грин-карты, мы могли их туда записать. Я привозила в Москву Алену, показывала ей школу. Но обратила внимание, что она побаивается. Побаивается сменить страну, сменить климат, сменить привычную жизнь. Я предложила: «Алена, давай тогда сделаем так — ты школу будешь заканчивать в Америке, а дальше будем смотреть, что получится.» Была сделана попытка еще раз привезти ее в Москву, мы съездили в МГИМО, она сдала все тесты. Но когда узнала, что там преподавание на русском языке, попросила: «Мама, давай я буду учиться на своем родном языке».

У нее хороший русский язык. Она живет в Москве летом по полтора месяца. Конечно, язык у нее не такой богатый, как у ровесницы-москвички, но она его очень быстро восстанавливает. Алена вообще к языкам способная, знает их уже несколько и достаточно легко переходит с языка на язык.

Миньковский в Москве продюсировал кино, и она у него работала. Москва ей нравится. Любому американскому, да и европейскому ребенку российская столица, как они говорят, по кайфу. Тусовки по полночи, курить — запросто, выпить — запросто. В Америке такое исключено.

Я не пыталась давить на Алену. Я видела, как у Сашки нелегко шел процесс перемещения из одной страны в другую. Не исключаю, что институт она выбирала по принципу, чтобы Миньковскому было тяжелее ее контролировать. Она ведь полтора года, может чуть меньше, проучилась в школе с проживанием, другими словами в интернате. Школа с очень жесткой дисциплиной, ей там было нехорошо. После вольной жизни в горах со мной она попала буквально под колпак и очень тяжело переносила такие порядки.

Потом ее оттуда забрали, она жила у Миньковского. В этот период я все чаще стала уезжать в Москву, и она, естественно, переехала к отцу. А он вдруг вспомнил, что ребенок вырастает, в нем заговорил «еврейский папа», и он начал контролировать буквально каждую минуту ее жизни: ты куда пошла, ты с кем пошла, ты что собираешься делать?..

У нас в Союзе все предметы в школе были обязательные, а там ты можешь выбирать только те предметы, которые хочешь изучать. Но есть четыре дисциплины, обязательные для всех школ Америки. Дальше — факультатив, и ты сам выбираешь. Но по окончании школы, чтобы поступить в колледж, ты должен иметь энное количество баллов. Помню, как меня поразило, что Алена пухнет над биологией. Я говорю: «Алена, зачем тебе она нужна? Это явно не твое направление». Она в ответ: «Мама, мне не хватает столько-то баллов, а биология мне сразу даст хороший рейтинг». Поэтому она весь одиннадцатый класс зубрила биологию.

Их учат самостоятельно принимать решения. У нас ребята выходят из школы, набрав приличное количество глубоких знаний, но совершенно не ориентируются в жизни. В Америке с шестого класса дети начинают выбирать себе предметы, перспективные для будущей жизни. С шестого класса! Алена, учась во втором классе, сказала: «Мама, а ты знаешь, что если правильно в банк положить деньги, они будут давать проценты?» Я говорю: «Ну я-то знаю, а ты где про это услышала?» Но их к этому готовят. К пониманию банковской системы, к пониманию, как и куда вкладывать деньги, к знанию законов, прав каждого гражданина и его обязанностей. И они это очень хорошо изучают. Я пришла к Сашке и передала ему разговор с одним своим учеником, который учился в восьмом классе. Такой весь умненький мальчик. Я его спрашиваю: «Ты почему сегодня такой плохой?» Он отвечает: «Я очень рано встал, потому что мне надо было посмотреть стоки (ставки) на европейской бирже.» Я: «А зачем тебе?» Он: «Да я уже давно там деньги делаю». Сашка мне говорит: «Да что ты, мама, начиная с восьмого класса большая часть детей куда-нибудь деньги вкладывает. Ты помнишь, ты мне деньги дала, я их вот в то-то вложил». И это нормально, этому обучают не только в школе, жизнь учит примерами и традициями. У наших ребят знания есть, а опыта практического применения этих знаний — никакого.

Американская самостоятельность меняет людей, они по-другому смотрят на вещи, они заранее знают, какую выбирать себе профессию, чтобы дальше строить жизнь.

Они хорошо учат, как владеть информацией, как ее получать, как применять. Там, чтобы получить высшее образование, если ты не очень хорошо закончил школу, надо уметь повысить уровень своих оценок. А если у тебя нет денег, то следует знать, как получить кредит на образование. Нет ничего страшного, если ты в сорок лет меняешь профессию и получаешь другое образование. Другими словами, они более мобильные не только в передвижении по стране в поисках работы, но и в получении знаний. Я считаю это плюсами.

В Америке личность учителя не сильно влияет на формирование ребенка. Набирается поток детей в первый класс, человек в двадцать пять, учится у одной учительницы. На второй год у них уже другая учительница, к тому же поток все время тасуют. Они не идут десять лет одним классом, как у нас.

В чем смысл таких перемещений? Дети учатся общению не в маленькой постоянной группке. С одними ребятами они могут встречаться на математике, с другими — на английском языке. Там нет понятия «двоечник». Ты, например, английский знаешь отлично. Детей, у которых английский идет на высшем уровне, собирают в одном классе. Детей, у которых английский идет на среднем уровне, собирают в другом классе. Если ты хочешь уровень знаний поднять, повышай оценки, и тебя переведут к лучшим. То же самое и с математикой, и с физикой. А значит, тебе при всем классе не говорят, что ты — двоечник и у тебя мозги не так устроены, как это часто делается у нас. Хотя там тоже есть популярные учителя и непопулярные.

Наши эмигранты считают, что в Штатах не с кем дружить, американцы, мол, дружить не хотят, но я с этим не согласна. Американцы, как правило, держат свой дом закрытым. У них популярно выражение: «Свои проблемы я ни на кого не вешаю», или «Я не беру чужие проблемы на себя». Но должна сказать, что когда я оказалась в сложной ситуации и ни к кому не обращалась ни за помощью, ни за сочувствием, мне помогали, и очень помогали, американцы. Но, конечно, дом нараспашку, как у нас, сели на кухне, поговорили, выпили, а потом то же самое — выпили, поговорили, но уже на другой кухне, и везде рассказали всё о себе — это исключено. В чем наша хваленая задушевность, я не знаю. Я не вижу ее принципов.