* * *

Хазлам проснулся в шесть и позавтракал в семь. Первую страницу «Геральд трибюн» занимали парижские убийства и рассуждения о том, какую из ближневосточных организаций следует считать виновной.

В десять он встретился с Сантори.

Он собрал сведения о десяти трупах людей среднего возраста, сказал юрист; что касается прочих, то их либо уже опознали, либо выяснили причины смерти. Два трупа в Риме, четыре на Юге, один поблизости от Милана, один в Венеции и два во Флоренции.

— Есть что-нибудь необычное?

— Того, что найден близ Милана, застрелили.

— Можно раздобыть фотографии?

— Попробую.

— Ищите что-нибудь, связанное с Калабрией.

* * *

На следующее утро, когда «шевроле» Бретлоу прибыл в Лэнгли, на стоянке оказалось заметно больше машин; когда ЗДО пришел за своим кофе и булочкой, столики в кафетерии оказались почти полны. Ночью поступили первые сообщения из Европы, понял он; по коридорам поползли первые шепотки о том, что́ ЗДО сказал новому шефу Боннского отделения, когда назначал его на пост в день гибели Зева Бартольски. Он поблагодарил кассира, поставил свой завтрак на портфель и поднялся на лифте наверх.

В семь часов он включил телевизор, по которому передавали последние новости. Первым по всем каналам шло сообщение о том, что в Париже убиты трое предполагаемых террористов; уже делались первые догадки о связи этих убийств с гибелью двух американцев в Бонне.

В девять ему позвонила жена.

Только что говорила с Кэт Донахью, сказала она. Кэт с девочками уже на Виньярде, и Джек собирается навестить их там. А ей с их девочками надо сегодня лететь в Бостон, и Кэт предложила присоединиться к ним с Джеком на уик-энде. Бретлоу попросил ее подождать и сверился со своим графиком на компьютере. Субботу, кажется, можно освободить, сообщил он, но вот в пятницу, поздно вечером, ответственная встреча. Но ему хотелось бы увидеться с Джеком, выпить пивка, поболтать. Ладно — отменим субботние совещания, а встречу в пятницу передвинем с вечера на день, решил он; тогда я смогу вылететь в пятницу вечером и вернусь в субботу вечером или в воскресенье утром. Договорились, сказал он.

В полдень все каналы по-прежнему передавали сообщение о парижских убийствах: показывали квартиру на улице Сен-Мартин, стоящие снаружи полицейские автомобили и то, как из дома выносят покрытые белыми простынями тела. Репортеры уже выяснили, что убитые были членами банды, отколовшейся от ближневосточной группировки под названием «3-е октября».

Через пятнадцать минут после выпуска новостей «Си-эн-эн» получила по спутниковой связи новое сообщение от своего корреспондента на улице Сен-Мартин: тела убитых были изуродованы, возможно, в наказание за то, что террористы откололись от основной группировки.

Спустя пятьдесят минут Мэгги Дубовски сообщила ЗДО, что Майерскоф просит разрешения подняться.

— Скажи ему, что я занят и приму его завтра.

— Вы уверены?

— Ладно, даю ему пять минут.

Мэгги права — Бретлоу понял это, как только она впустила Майерскофа в кабинет. Он был напуган, хотя и пытался скрыть это. Бретлоу велел ему сесть и подождал, пока Мэгги выйдет и закроет за собой дверь.

— Тот юрист, Митчелл. Помните, я говорил, что он проверяет Первый коммерческий Санта-Фе?

— Да.

— Он взялся за «Небулус».

После инцидента с Бенини Бретлоу уже обещал себе, что больше не станет медлить, если возникнет угроза скомпрометировать Управление. Не станет рисковать своим постом ЗДО и будущим — ДЦР. Он примет меры сразу же, как только почувствует, что это необходимо.

— Откуда это известно? — спросил он.

— Один из источников с Холма сообщил об этом в последнем отчете. Она — моя осведомительница — не знает, насколько это важно, она просто упомянула об этом среди прочих вещей. Здесь, кроме меня, тоже никто ничего не знает.

— И что говорится в ее отчете?

Майерскоф передал ему папку.

Нужное место было в конце. Бретлоу проглядел его, затем вернул документы Майерскофу.

— Интересно, кого еще он задел своим вынюхиванием. — Это было сказано не зря. Если с Митчеллом что нибудь случится, пусть Майерскоф думает, что виноват кто-то со стороны.

Надо звонить Хендриксу, подумал Бретлоу. Он хорошо справился с заданием в Милане, а связи между Бенини и Митчеллом Хендрикс наверняка не обнаружит. Впрочем, можно еще подумать.

— Спасибо, что сказали мне об этом так быстро.

Он подождал, дав Майерскофу уйти, повернулся на стуле, включил компьютер, вызвал «Зевс» и оставил там сообщение. Пока ничего определенного — просто взял дело на заметку.

Когда он позвонил своему шоферу, было уже начало девятого. Он забрал из минибара полистироловый контейнер, положил в захваченную из дома дорожную сумку и пошел к лифту. Солнце садилось, стоянка была почти пуста, и ожидание висело в воздухе, словно туман, — оно чувствовалось в том, как шофер придержал для него дверцу «шевроле», в том, как отдали честь охранники у ворот.

Когда он подъехал к дому на Вашингтон-плаза, солнце было ярко-красным. Бретлоу огляделся по сторонам и вошел внутрь. Дверь на втором этаже была чуть приотворена, оттуда выглядывала Бекки: она была в шелковой блузке, едва прикрывающей зад, и в черной набедренной повязке — кружевной, почти незаметной.

— Привет.

Он всегда стоял на грани — это прибавляло ему обаяния, прибавляло силы. Но сегодня было не так, сегодня он был чуть ли не напуган. Она поцеловала его и дала ему чашку с саке.

Прямоугольник с надписью «НЕБУЛУС» был посередине страницы, БЕНИНИ по диагонали слева, РОССИ и МАНЗОНИ под БЕНИНИ, а МИТЧЕЛЛ — по диагонали справа. О Бенини, Росси и Манзони уже позаботились, так как насчет Митчелла?

Струи душа были горячими и колкими. Он вытерся насухо, обернул вокруг талии полотенце и спустился вниз. Бекки уже сидела на низком стуле, на подносе перед ней стояла горячая еда: устрицы в остром соусе, гребешки с фасолью, креветки и маринованные омары.

Сегодня он действительно оказался на грани. Конечно, так было каждый день и каждую ночь со дня смерти Зева Бартольски. Но сегодня было иначе, сегодня он подошел к обрыву так близко, что едва не свалился. Она поднесла к его губам чашку с саке и наклонила ее, чтобы он мог отпить.

Сначала Майерскоф сказал, что Митчелл не представляет угрозы. Расследование никуда Митчелла не приведет — значит, опасности нет. Но Майерскоф не знает, что такое глубокий снег вокруг и страх, гложущий нутро. Маленькая неприятность, но никакой угрозы, сказал Майерскоф. Но Бретлоу руководствовался иной логикой. Неприятностей без угроз не бывает. Неприятность — это и есть угроза. И теперь Майерскоф подтвердил это.

Он поднес ракушку к ее губам и дал ей проглотить содержимое. Она взяла палочками креветку, провела ею по его губам, отняла, потом снова поднесла к его рту. Еда словно таяла на языке, напиток в чашках был крепким. Она соскользнула со стула на разбросанные по полу подушки, засмеялась, когда он стал на колени и снова поднес к ее губам чашку с саке, поежилась, когда напиток струйкой сбежал по ее шее, а он слизнул его языком. Потом он снял с нее блузку и кружево, облил ее загорелую грудь саке и принялся слизывать его. Налил на живот и припал к нему. Полотенце упало с его чресел. Она перевернула его на спину, накапала на него имбирной подливки и стала собирать ее языком.