— Ох, Эннэлис…

— Да, вчера ночью, я видела. Она вошла в вашу спальню и осталась. Ох, Фелисити, это ужасно. Тебе незачем терпеть такое. Можно получить развод. Я спрошу Милтона Хемминга, что делать. Поедем со мной.

— Он будет преследовать нас.

— Не будет.

— Будет. Из-за денег…

— Можно же попытаться. Если мы уедем в Сидней, можем сесть на корабль до Карибы. Я знаю, Милтон Хемминг поможет нам. Он очень хорошо знает свет. И знает, что делать. Никто не должен терпеть того, что ты терпишь. Это чудовищно. И все с этим согласятся.

— Я не могу смотреть людям в глаза, — жалобно прошептала Фелисити. — Мне невыносимо говорить об этом — даже с тобой.

— Это надо прекратить, — заявила я. — Я ему не доверяю. И сама его боюсь. Я не могу оставаться под этой крышей дольше, чем необходимо. Я собираюсь забронировать себе место в дилижансе. Будь разумной, Фелисити. Позволь мне заказать место и для тебя.

— Не могу. Не решаюсь. Он убьет меня.

— Не посмеет.

— Он на многое способен ради денег.

— Ты что, собираешься приговорить себя к тому, чтобы прожить всю жизнь так, как уже попробовала? Милтон Хемминг отчасти предупреждал меня насчет него. Должно быть, у этого человека скверная репутация, если люди в таких отдаленных местах про него прослышали.

— Я страшно боюсь, но буду бояться еще больше, если он узнает, что я заказала место в дилижансе.

— Как он может узнать?

— Ему могут сказать.

— Придется рискнуть, если хочешь уехать отсюда.

— Не могу. Не могу.

— Что ж, Фелисити, тогда мне придется уехать одной.

— Ох, Эннэлис, пожалуйста…

— Я и так долго здесь прожила. Надо отправляться сейчас. Не могу больше здесь оставаться. Я должна выбраться отсюда.

Фелисити закрыла глаза. Я увидела, как на ее лице снова появилось отрешенное выражение. Меня это стало раздражать. Наверное, потому что противоречило моей натуре. Я бы никогда не смирилась с тем, что было мне так отвратительно. Я бы боролась.

Но Фелисити не была бойцом.

Однако сейчас я не должна поддаваться. Я все думала об этом человеке… о его налитых кровью глазах, дыхании, смердящем виски. Я знала, что рано или поздно он обратит свои ухаживания на меня. Я была ловкой, быстро соображала, была сильной. Но он был сильнее.

Я решительно направилась в городок.

Я не смотрела на Фелисити, боясь, что стану колебаться. Мы привязали лошадей и вошли в гостиницу.

У конторки я спросила, как насчет мест в дилижансе.

На субботу все места были заняты. Однако были места в дилижансе, отправлявшемся в понедельник.

— Сколько, мисс? Два?

Я посмотрела на Фелисити, и та покачала головой.

— Одно, — ответила я. — Одно место в дилижанс в понедельник.

Я вышла на солнце, испытывая одновременно огромное облегчение, печаль и обеспокоенность, ибо, хотя мое спасение было близко, я оставляла Фелисити одну.

Еще два дня, и я свободна! Суббота, воскресенье — а потом понедельник. Я поеду в городок пораньше, чтобы прибыть вовремя.

Надо будет попросить Слима отвезти меня — ведь у меня багаж. Он не сможет мне отказать.

Вид у Фелисити был глубоко несчастный. Я пыталась утешить ее, но она лишь твердила:

— Ты уезжаешь. Что со мной будет без тебя?

— Еще не поздно, — говорила я. — В дилижансе, наверное, еще есть место.

Однако Фелисити отказалась.

Я собирала вещи. Спросила Слима, не отвезет ли он меня в понедельник утром в городок, и тот согласился.

Миссис Мейкен поинтересовалась:

— Значит, уезжаете?

Я едва могла разговаривать с ней после того, как увидела ее входящей в чужую спальню. Я не слишком осуждала ее, увидев, как к ней заходит Грэнвилл, ибо давно догадалась об их отношениях. Но у меня вызывало отвращение то, что она могла войти в комнату к нему и Фелисити.

Я холодно отозвалась:

— Да, я и не собиралась оставаться здесь надолго.

— Не сомневаюсь, это миссис Грэнвилл вас уговорила.

— Да, конечно, я оставалась, чтобы быть рядом с ней.

— Какое она робкое создание.

— Здесь все очень не похоже на ту обстановку, в которой она выросла.

— Что ж, глубинка — не место для таких леди, как вы.

Я поднялась к себе, чтобы продолжить сборы. После сегодняшней ночи останется пережить всего одну, твердила я себе. Я мечтала добраться до Сидней. Я приеду вечером. Во вторник зайду в Ботаническую ассоциацию, а потом закажу билет на корабль до Карибы.

Должна признаться, что перспектива увидеть Милтона Хемминга приводила меня в волнение. Я смогу рассказать ему о том, что здесь происходит. Я не собиралась бросать Фелисити. Я должна была помочь ей, даже если она не в состоянии помочь себе сама, и я верила, что Милтон Хсмминг что-нибудь подскажет.

Была просто еще одна субботняя ночь, хотя веселье внизу проходило более шумно, чем обычно. Когда все успокоились и разошлись по своим домам, была уже полночь. Я услышала, как Уильям Грэнвилл поднялся к себе.

Я ждала, прислушиваясь. Подожду, пока он уляжется, а потом лягу сама, не забыв приставить стул к двери.

Прошло десять минут.

Я легла в постель.

Наверное, минут через пятнадцать, я услышала крадущиеся шаги в коридоре. Я села в постели и нащупала пистолет. Надежно зажала его в руке и стала ждать.

Сердце у меня бешено колотилось. Шаги остановились у моей двери.

Стул слегка сдвинулся. Раздался треск, и стул упал. В лунном свете появилась ухмыляющаяся физиономия Грэнвилл а жуткая, похотливая и решительная.

Я выскочила из постели и встала за кроватью, держа в руке пистолет.

— Еще шаг — и буду стрелять, — предупредила я. У Грэнвилла сделался изумленный вид, и он остановился.

— Клянусь Богом, — удивился он. — Вы были наготове и ждали меня.

— Я знаю о вас слишком много. Убирайтесь… если не хотите получить пулю.

— Ах, ты дикая кошка, — сказал он.

— Да. И помните об этом. Сделаете еще шаг в комнату — пожалеете.

— Но вы ведь не сможете в меня стрелять, правда?

— Еще как смогу, и я это сделаю.

— Убить меня в собственном доме — и так хладнокровно.

— В вашем собственном доме, но не хладнокровно. У меня внутри все кипит — так я зла на вас. Вы мне отвратительны. Я вас презираю. Вы не человек. Вы самая низшая форма животного. Думаете, я не знаю, что здесь творится? Я хотела забрать с собой Фелисити, но она не захотела ехать. У нее неверные понятия о чувстве долга. И по отношению к кому? К вам! Называющем себя мужчиной! Отойдите. Только двиньтесь — и я буду стрелять.