мнения Верховного командования мысль, что Германия, как только развеется дым революции, «в недалеком будущем снова должна превзойти по своей мощности» Францию. Брокдорф-Рантцау существенно охладил пыл генерала. «Вильсон в нас разочаровался». Внутриполитическое и военное положение Германии следует оценивать значительно менее оптимистично. Нужно считаться с третьей революционной волной, которая будет намного мощнее первых двух. Генерал Гренер полагал, что для этого достаточно разогнать Советы рабочих и солдатских депутатов и получить разрешение поставить к стенке руководителей Союза Спартака. Носке необходимы свободные руки. Со стороны внешней политики, по мнению Гренера, необходима война против Советской России. «Германия должна в этом вопросе идти в кильватере Америки…»

Какое-либо взаимопонимание между этими столь противоположными точками зрения было невозможно. Дело дошло до специального заседания кабинета министров, протокол которого от 24 апреля 1919 г. за подписью Розенфельда был опубликован бюро рейхспрезидента. Здесь была выработана «Инструкция по нашему образу действия на германо-русском фронте». Существующую линию фронта следует удерживать, отказываясь, однако, от наступательных действий. Германскому правительству предоставляются все возможности: «Либо оставаться в обороне, либо, достигнув договоренности, выступить совместно с Антантой против большевиков; либо же вместе с большевиками – против Антанты».

Таким образом, решение было принято ни по Гренеру, ни по фон Брокдорфу-Рантцау, но в то же время оно весьма отличалось от проводившейся до тех пор политики правительства. Если раньше считали, что за счет жесткой политики сдерживания можно завоевать благоволение западных держав и особенно США, то теперь доверие к такой политике было в значительной мере подорвано. На заседании правительства 24 апреля даже Эрцбергер выступил против Гренера, поскольку сами США хотели мира с Советской Россией. Так была принята точка зрения, что следует оставить за собой все возможности. Конечно, такое решение могло бы быть принято также и без прямого или косвенного воздействия того факта, что в Берлине в это время находился Радек. Тем не менее приводившиеся здесь сведения из архивных материалов не оставляют сомнения в том, что Радек своими аргументами заставлял задумываться своих влиятельных посетителей и стоящие за ними организации и побуждал их пересматривать многие господствовавшие представления о германо-советских отношениях. Поэтому этот эпизод неспокойного 1919 года неизбежно должен был оказать существенное воздействие на формирование будущей германской внешней политики.

Приложение

Радек в Берлине в 1919 г.[394]

Документ № 1

ye?Рапорт об аресте Радека

26 февраля [1919], 19 часов

Передано Кноте 26.2. (Абзац нечитаем.)[395]

Благодаря многолетней деятельности в социал-демократической партии и связанному с этим опыту и личным знакомствам мне удалось разыскать тех лиц, которые могут общаться с товарищем Радеком. При этом следовало иметь в виду, что общение с Радеком поддерживали лишь те, кто еще до [германской] революции имели связи с русским посольством либо работали там. Среди таковых следует назвать прежде всего Кэти Раух, улица Малплакет, 13, и Лину Беккер, проживающую в Берлине-Лихтенберг, улица Риттергут, 22. Я установил, что Радек живет в (берлинском) предместье под фамилией советника по экономике доктора Ф., у вдовы офицера, что он располагает документами, выданными ему Бременским советом рабочих и солдатских депутатов, и у себя на квартире поддерживает общение с товарищами по партии.

Из наблюдений на протяжении нескольких недель за названными лицами выяснилось, что Раух также поддерживает отношения с русскими, что она после революции продолжает свою деятельность в (группе) помощи русским военнопленным. Далее, выяснилось, что Беккер каждый день почти регулярно с 9 до 11 утра уходит из дома. Наблюдением установлено, что она едет трамваем из Лихтенберга до вокзала на Принценштрассе, отсюда – подземкой, с пересадкой на Глайсдрайэк и Виттенбергплац до станции метро «Уландштрассе». Она ведет себя очень осторожно, а я не хочу попадаться ей на глаза, и потому иногда невозможно вести слежку. Особенно трудно следовать за ней после станции «Уландштрассе», потому что здесь она ведет себя с особой осторожностью.

От станции «Уландштрассе» она пользовалась трамваем линии «Н» и часть пути шла пешком. 10[-го] сего месяца за Луизой Беккер была установлена слежка, в которой принимают участие несколько сотрудников. В первый день этой строгой слежки она не появилась. Во вторник, 11-го, слежка была отменена, в среду возобновлена с новой силой, в нескольких местах уже известного маршрута были расставлены наши сотрудники. Однако Беккер в среду не воспользовалась обычным маршрутом, по дороге она занималась дополнительными делами. Так, она поехала на Доротеяштрассе и забрала там множительный аппарат, затем отправилась на квартиру Радека. Если в предыдущие дни она проявляла крайнюю осторожность, то тут, 12-го, она спокойно отправилась со станции метро «Уландштрассе» на Паульсборнерштрассе, 93 в Вилмесдорфе, и так нам удалось обнаружить местонахождение товарища Радека. На Паульсборнерштрассе она внезапно исчезла в каком-то доме, и благодаря расспросам консьержки удалось установить, куда именно она пошла. Консьержка сказала, что Беккер бывает у госпожи Каллманн, живущей в бельэтаже. На звонок дверь квартиры открыли, и наши сотрудники обнаружили там Радека, сидящим за столом. В его комнате находились также Беккер и госпожа Остерло. Поначалу Радек отрицал, что это он, но затем был вынужден признать это. Сотрудники сообщили об этом в полк Рейнгарда. Вскоре прибыли солдаты полка с бронированным автомобилем. Когда вошли солдаты, Радек спросил нашего сотрудника, не может ли тот остаться с ним, он будет ему очень признателен. Радек был доставлен в полк, а затем в следственную тюрьму Моабит. При допросе он заявил, что ничего не предпринимал против Германии, потому что после первого путча выяснилось, что Германия еще не созрела для большевизма. Напротив, его аресту будет очень рада Франция, потому что он собирался насаждать большевизм там. Из денег у Радека имелось всего 8 тысяч марок. Никаких существенных обличительных материалов при обыске квартиры не найдено.

Примечание на полях от 5 февраля. Я был тем сотрудником вышестоящей инстанции, которая вела описанную (следует нечитаемое имя)[396] слежку, на основе чего был арестован Радек.

Документ №2

К. Радек. Из письма жене[397]

20 марта, Берлин, Следственная тюрьма Лертерштрассе

[…][398] Самое трудное во всей этой истории – это чувство, что ты при каждом сообщении о страшном характере борьбы здесь мучаешься мыслями, что со мной, а у меня нет возможности послать тебе весточку. Не буду пускать тебе пыль в глаза. Смерть Розы, Карла и – этого ты, верно, еще не знаешь – Лео[399] – достаточно красноречиво говорит о том, чем чревата здешняя ситуация. Поэтому я во время