Если только причина, по которой он платил все эти годы Майку Фэллону, не заключалась в чем-то другом. Может быть, Эйс Уайетт чувствовал вину иного рода.

— Насколько хорошо ты знал Торнов?

В этот момент Гейнс постучал в открытую дверь и вошел в комнату:

— Прошу прощения, капитан. Келси и Иветт ушли покупать парки. Остальные отправились на ленч. Вы выйдете к публике или это еще не закончилось? — спросил он, многозначительно взглянув на Ковача.

Вытащив из кармана пиджака маленькую щетку, Гейнс быстро почистил лацканы кителя Уайетта.

— Нет, — ответил Эйс. — Мы уже закончили.

Задумчиво жуя морковку, Ковач на некотором расстоянии следовал за Уайеттом, направлявшимся к толпе людей, которым явно было нечем заняться в субботу.

“Как и мне”, — с усмешкой подумал он и зашагал I прочь.

* * *

В библиотеке округа Хеннепин хранились материалы “Миннеаполис стар трибыон” за последние тридцать лет. Ковач провел вторую половину дня, изучая по микропленкам статьи об убийстве Торна и ранении Майка Фэллона. В целом они описывали историю так, как он ее помнил.

Кеннет Уигл — бродяга, бравшийся за различные поручения, выполнял кое-какую работу для жены Билла Торна и, очевидно, положил на нее глаз. В ту ночь он пришел в дом, зная, что Билл Торн занят патрулированием. Уигл околачивался по соседству достаточно долго, чтобы изучить привычки местных жителей. Он набросился на Эвелин Торн в спальне, изнасиловал и избил ее, а потом начал грабить дом. В это время вернулся ничего не подозревающий Билл Торн. Уигл застрелил его из револьвера, который нашел в Доме. Миссис Торн позвонила живущему напротив Эйсу Уайетту, но Майк Фэллон появился раньше его.

Билла Торна хоронили, как героя, со всеми почестями. Статью сопровождали фотографии — длинная вереница полицейских машин; нечеткий снимок вдовы в темных очках, которую утешают родные и друзья. Интересно, живет ли она в том же районе? Возможно, об этом знают друзья Билла Торна. Во время трагедии Эвелин была сравнительно молодой женщиной. Сейчас ей должно быть сорок восемь лет. Не исключено, что она снова вышла замуж.

Если Энди Фэллон копался в деле Торна, пытаясь что-то понять, он мог повидать вдову. Черт возьми, куда же делся его ноутбук?! Может быть, удастся уговорить Аманду позволить ему осмотреть служебный кабинет Фэллона и заглянуть в его компьютер? БВД сейчас не занимается делом Торна, так что она вряд ли будет возражать.

“Ты даже не знаешь, Ковач, заговорит ли она с тобой снова”, — грустно подумал он.

— Сэр, — послышался голос библиотекарши. Ковач, вздрогнув, поднял голову.

— Библиотека закрывается, — сказала она. — Боюсь, вам придется уйти.

Ковач собрал копии просмотренных статей и вышел на холод. Уже темнело, хотя было только пять часов. Бездомные, проводившие день в тепле библиотеки, толпились на тротуаре, инстинктивно держась подальше от Ковача: он за версту чуяли копа. Зато библиотекарша, кажется, приняла его за одного из них: он был небрит, часто почесывал голову и протирал глаза. Стоя на холодной улице в этом угрюмом и безрадостном районе. Ковач и в самом деле ощущал себя бездомным, одиноким и никому не нужным.

Он попробовал позвонить Лиске по сотовому телефону, но услышал автоответчик и поехал домой — чтобы чувствовать себя одиноким и никому не нужным при более высокой температуре воздуха.

За это время сосед успел добавить к рождественскому декору фанерную фигуру наклонившегося Санта-Клауса. Ягодицы его были обращены в сторону окна гостиной Ковача. Поразительное остроумие!

Ковачу захотелось достать револьвер и разрядить обойму в задний проход Санты.

В доме все еще пахло мусором, хотя он давно его выбросил. Вот так же в доме Энди Фэллона до сих пор стоял трупный запах. Ковач положил копии статей об убийстве Торна на столик в холле, направился в кухню и поставил на плиту кофейную гущу, чтобы избавиться от запаха — этот трюк он применял и в помещениях, где находили трупы. Газетным обозревателям стоило бы вставить это в свою колонку полезных советов: “Как поступить, если вас беспокоит трупный запах?”

Поднявшись наверх. Ковач принял душ, надел джинсы, шерстяные носки и старый свитер и снова спустился на кухню в поисках ужина, хотя не чувствовал никакого аппетита. Ему были нужны калории, чтобы поддерживать мозг в рабочем состоянии.

Единственной пищей в доме оказалась коробка глазированных кукурузных хлопьев. Он съел горсть и налил себе виски, которое купил по дороге.

Найдя по радио некое подобие джаза, Ковач подошел к окну и стал слушать, потягивая скотч и глядя на задницу Санты.

“Это моя жизнь…”

Он не знал, сколько времени простоял так, когда в дверь позвонили. Звук был настолько неожиданным, что Ковач пошел открывать только после третьего звонка.

На пороге стояла Аманда Сейвард. Голова ее была обмотана черным бархатным шарфом, скрывавшим синяки — по крайней мере, некоторые.

— Тебе бы тоже следовало стать детективом, — заметил Ковач.

— Я могу войти?

Он сделал приглашающий жест рукой, в которой держал стакан.

— Только от жилища моего многого не ожидай. Я получаю кучу советов по телеканалу “Дом и сад”, но у меня нет времени ими воспользоваться.

Аманда вошла в гостиную и стянула с головы шарф, но не стала снимать ни перчатки, ни длинное черное пальто.

— Я пришла извиниться, — сказала она, глядя куда-то мимо его правого плеча. Ковачу стало интересно, видит ли Аманда задницу Санты, но если она ее и видела, то никак не реагировала.

— За что? — спросил он. — За то, что переспала со мной? Или за то, что выставила меня потом?

Аманда выглядела так, словно хотела сейчас оказаться в любом другом месте. Подняв руку, она машинально провела ею по волосам.

— Я… я не имела в виду… Просто мне нелегко… делить жизнь с… с другими людьми. Мне жаль, если я…

Поставив стакан на столик. Ковач подошел к ней и дотронулся до ее щеки. Кожа была ледяной, как будто она долго стояла на улице, прежде чем набралась смелости позвонить в дверь.

— Ты не должна ни о чем жалеть, Аманда, — мягко произнес он. — Во всяком случае, из-за меня.

Она наконец посмотрела на него. Ее нижняя губа слегка дрогнула.

— Успокойся.

Наклонившись, он поцеловал Аманду — скорее нежно, чем страстно. Ее губы потеплели и раскрылись.

— Я не могу остаться, — в ее шепоте слышались отголоски сражения, которое она вела с самой собой.

— Ш-ш…

Ковач снова поцеловал ее. Шарф упал на пол, пальто соскользнуло с плеч.

— Сэм…

— Аманда… — Его губы коснулись ее уха. — Я хочу тебя.

По ее телу пробежала дрожь, глаза наполнились слезами. Она сама нашла его губы и прижалась к ним робким, но жадным поцелуем.