— А давно ты этим занимаешься? — спросил я. — В смысле работаешь у Пудджа?

— Уже где–то лет пятнадцать, — сказал Нико. — Он высмотрел меня в уличной банде и вытащил оттуда. У парней вроде меня, если они занимаются рэкетом, с начала до конца работа сводится к размахиванию кулаками. И очень мало шансов когда–нибудь сделаться боссом. Но я имею с этого хорошие деньги, и меня все устраивает. Если бы я остался в той банде, то сейчас, наверно, мотал бы уже второй срок где–нибудь в северной тюряге. А так — давно уже выплатил закладную и каждые два года меняю автомобиль.

— У тебя есть семья? — Я встал и прислонился к крылу машины, вдыхая прохладный речной воздух.

— Несколько раз чуть не заимел кольцо на пальце, — ответил Нико. — Но всякий раз сбегал, прежде чем все заходило слишком далеко.

— Каким образом? — спросил я, наблюдая, как он встал рядом со мной и смотрит на городское движение.

— Рано или поздно наступит такая ночь, когда ты, каким бы мастаком своего дела ты ни был, не сможешь справиться с заданием. Это одна из самых важных вещей, какие я усвоил. И мне никогда не хотелось, чтобы кто–то, к кому я привязан, снял телефонную трубку и услышал от постороннего человека, что меня прибили.

— Спасибо, что помог мне сегодня вечером, — сказал я Нико. — Правда–правда, я тебе очень благодарен. Может быть, следующий парень, которого Пуддж пошлет с тобой на дело, поведет себя получше, чем я.

— Не будет следующего парня, — сказал Нико.

— В смысле?

— Меня приставили к тебе, пацан, — объяснил Нико. — Так что, когда в следующий раз тебя пошлют на дело, вроде такого, отправишься со мной.

— Не слишком приятно тебе небось возиться с человеком, которого после каждого дела будет выворачивать.

— Меня можешь в этом не стесняться, — ответил Нико и, обойдя меня, направился к водительскому месту. — Платят мне хорошо, и работенка непыльная. Что же до тебя… Я к тебе сегодня присмотрелся — у тебя скоро все наладится.

Нико легко скользнул на свое место и захлопнул дверцу. Под его спокойным взглядом я тоже вернулся в машину. Он плавно тронул «Кадиллак» с места, выехал на вест–сайдское шоссе, соблюдая все правила, перестроился на левую полосу, и мы помчались в центр города, к бару Анджело и Пудджа.

— Тебе радио не помешает? — спросил он меня, включая приемник. — Можешь сам выбрать станцию, мне без разницы.

— Пойдет все, кроме оперы, — я откинулся на подголовник и закрыл глаза. — Если поставишь какой–нибудь рок–н–ролл, я нисколько не огорчусь.

— Рок–н–ролл — это вещь. — Нико перебирал клавиши приемника, держа руль правой рукой, пока не нашел нужную станцию.

Остаток пути мы проехали молча, слушая Сэма Кука, Фрэнки Волли и Литтла Ричарда. В кармане моего жилета похрустывала толстая пачка стодолларовых банкнот, отобранных у задолжавшего актера. Я открыл глаза, посмотрел на проносящийся за окнами освещенный город и улыбнулся.

Мой первый день в качестве гангстера прошел успешно.

По 31‑й улице шла юная девушка, крепко прижимая к груди стянутую кожаным ремешком стопку книжек. Она была одета в школьную форму: юбка в черно–белую шахматную клетку, белая блузка и синее зимнее пальто с капюшоном. У нее были короткие каштановые волосы и ореховые глаза, на ее ногах были белые чулки и начищенные до блеска шнурованные сапоги «Бастер браунс». Она шла одна, наклонив голову навстречу вечернему ветру, развевавшему ее расстегнутое пальто.

— Вот она, — сказал Нико. — Девушка твоей мечты. Начинается дело потруднее — сделать, чтобы эта мечта сбылась.

— Ты уверен, что это хорошая идея? — Я сидел на капоте, поставив ноги на бампер, девушка шла в нашу сторону по противоположной стороне улицы. — В смысле: что, если она мне откажет?

— Я не вижу для тебя другого выбора. — Нико стоял рядом со мной, засунув руки в карманы. — Если, конечно, не хочешь назначать свидания на школьных танцульках мне.

Я взглянул на Нико и через силу улыбнулся.

— Ты часто хвалился, что хорошо танцуешь. Может быть, я еще дам тебе возможность доказать это.

— Тебе нужна Джинджер, а не Фред[25], и эту Джинджер на этой стороне улицы ты не найдешь. Так что вперед.

Я вздохнул, соскользнул с машины, поправил куртку и пригладил рукой волосы.

— Напомни–ка мне, что я должен делать, — наполовину в шутку, наполовину всерьез сказал я, не отрывая взгляда от девушки, которая, проходя мимо химчистки, обернулась и посмотрела в нашу сторону.

— Если ты помнишь, как ее зовут, все будет намного легче, — ответил Нико. Я в шутку толкнул его локтем, поглядел направо–налево, нет ли машин, и перебежал через улицу к девушке в шахматной юбке.

Она заметила мое приближение, приветливо улыбнулась (ее улыбка сразу вогнала меня в краску) и сказала:

— Привет, Гейб. Что ты тут делаешь?

— Да так, Мэдди, — сказал я, — просто с другом разговариваю.

Я показал через плечо и заметил, как она взглянула на Нико. Он стоял с дымящейся сигаретой в зубах, поставив одну ногу на крыло машины.

— Здоровый парень, — сказала Мэдди, наморщив нос. — Он похож на футболиста.

— Он вообще всякий спорт любит, — сказал я.

— Ты написал доклад по французскому? Я еще даже не начинала читать. Мне было так трудно выбрать тему.

— Если хочешь, я могу тебе с этим помочь, — выкрутился я. — Единственные предметы, с которыми у меня хорошо, — это история и французский. А на всех остальных уроках меня почему–то в сон клонит.

— Это было бы классно, — сказала Мэдди, — если у тебя, конечно, есть время.

— Время я найду, — ответил я. — Как насчет того, чтобы встретиться в пятницу после школы в библиотеке? Как раз и прочитаешь все, что нужно.

— Идет, — согласилась она, — в пятницу, в библиотеке, в половина четвертого. Я прихвачу конфет: вдруг мы есть захотим.

Она уже повернулась, чтобы уйти, но я собрался с силами, сжал кулаки, чтобы не выдать волнения, и спросил:

— Кстати, ты пойдешь на танцы в спортивном зале в субботу вечером?

— Я хотела бы, — Мэдди скромно улыбнулась. Такая улыбка хорошо подходит девочкам–подросткам. — Но никто меня пока что не пригласил.

— А если я тебя приглашу? — Я попробовал сглотнуть, но мой рот пересох, как пустыня.

— Я бы рада, Гейб, — ее улыбка исчезла так же быстро, как и появилась. — Правда. Но не могу.

От такого быстрого отказа я весь покраснел и совсем растерялся.

— То есть ты хочешь, чтобы тебя пригласил кто–то еще?