* * *

Мальчик резко поднялся со стула. Нет, такого нельзя допустить. Нужно попробовать с ним договориться, заключить сделку.

И он должен спешить, уладить все до возвращения матери.

С трудом превозмогая дрожь, Жюльен взял переносную лампу, привязал ее к поясу под дождевиком, чтобы руки оставались свободными, и сунул в карман коробок спичек. От ужаса перед тем, что ему предстояло совершить, он почти ничего не видел, в ушах стоял гул. Он быстро выбежал на улицу, не давая себе времени на обдумывание происходящего и не пытаясь словесно оформить то, что скажет Матиасу.

Сворачивать в лес не имело смысла, ибо мальчик был твердо убежден, что логово Матиаса находится на «Разбойнице». Сгибаясь под порывами ветра, обрушивающего на него потоки воды, Жюльен пошел вдоль Вороньего поля.

Хлещущий как из ведра дождь не давал открыть глаза, и идти приходилось вслепую. Стараясь двигаться побыстрее, он пересек рощицу и вышел на берег в том месте, где начиналась тропинка, ведущая к морю. На ветру слишком широкий для него дождевик надулся неповоротливым матерчатым колоколом, и мальчик с большим трудом, то и дело спотыкаясь, спустился к воде.

Ливень с шумом обрушивался на корабль. С носовой фигуры, устремленной в мрачное небо, стекали мутные струи, делая ее похожей на сирену, пытающуюся обратить вспять прибиваемые приливом волны.

Матиас, разумеется, затаился там, в недрах поломанного, завалившегося на бок судна. Сдаваться нельзя ни в коем случае. Иначе мужество оставит его — и ноги сами собой пустятся наутек.

Сжав кулаки, мальчик пересек песчаный пляж. Трос, по которому он в прошлый раз взбирался на корабль, убран не был. Не похоже ли это на приглашение? Приглашение или западня?

Уцепившись за трос, Жюльен стал подниматься вдоль корпуса, опираясь подошвами о наружную обшивку. Наверху он отвязал от пояса лампу и зажег фитиль. Теперь предстояло спуститься внутрь и… встретиться с неизбежным.

На нижней палубе было влажно, жарко, в нос ударял резкий запах прелых водорослей.

— Вы здесь? — спросил Жюльен каким-то робким девчоночьим голосом.

Он не решался обратиться к Матиасу на ты — ведь тот был чужаком и к тому же врагом.

— Я пришел с миром! — сам того не желая, перешел мальчик на язык североамериканских охотников, оказавшихся среди ирокезов. — Давайте поговорим!

Он поднял лампу над головой, и желтый свет заплясал, описывая дуги и выхватывая из мрака черные куски стен, от которых сильно пахло сырой древесиной. Вдруг в темноте заскрипели доски, и из самой дальней каюты выплыла человеческая фигура.

Матиас медленно шел навстречу свету. Ружья при нем не было. Жюльен слышал его тяжелое, прерывистое дыхание, как у старика, которому каждое движение дается с трудом. Когда он попал в освещенное пространство, Жюльен от изумления чуть не выронил лампу.

Это был не Матиас Леурлан.

Перед ним стоял Адмирал, распрощавшийся со своей серебристой густой бородой и сменивший ее на выкрашенные черной краской усы, исхудавший до такой степени, что впалые щеки делали его сходство с сыном просто поразительным.

— Дедушка? — пробормотал мальчик, пятясь назад.

— Я, я, сынок, все-таки ты меня узнал, что ж, я очень, очень рад… Ты сильно подрос, и мне пришлось долго вглядываться в тебя, дабы убедиться, что это действительно ты. Боже! В моей памяти сохранился образ ребенка, и когда она привезла тебя, я решил, что она усыновила какого-то городского паренька.

Он замолчал и снял фуражку.

— Дурацкий маскарад, согласен, — произнес Адмирал с виноватой улыбкой, — но мне хотелось напугать этого ублюдка Брюза и держать на расстоянии Рубанка. Первый беспробудный пьяница, второй суеверен, как все крестьяне. Вот и пришлось изображать призрак, чтобы они не совали сюда нос. И потом, нельзя было допустить, чтобы меня узнали, чтобы у Одонье возникло хотя бы малейшее сомнение в моей смерти. Ты должен был стать моим наследником, с этой целью все и задумывалось. Ведь ты мой сын, Жюльен, ну признайся, что ты всегда это знал…

Мальчик отшатнулся. Шарль Леурлан, в мокрой одежде, с бесформенной фуражкой в руке, внушал ему ужас.

— Я взял одежду Матиаса, — продолжил старик, — после того, как инсценировал самоубийство. Ничего другого не оставалось. Только так я мог заставить Клер вернуться. До моей смерти она бы этого не сделала. А вот после… я точно знал, что она заявится подобрать крохи, которые останутся, да и из-за клада тоже…

Какое-то время мальчик и старик молча стояли друг перед другом, не зная, о чем говорить. Жюльену не удавалось разобраться во внезапно нахлынувшем на него потоке чувств: он испытывал одновременно и облегчение, и неприязнь, и нежность. Адмиралу, видимо, было трудно оставаться на ногах, и он жестом дал понять, что хотел бы присесть.

Войдя в каюту, Шарль Леурлан тяжело опустился на соломенный тюфяк. Без бороды старик утратил прежнее величие и выглядел скорее жалким. Жюльен не в состоянии был дольше хранить молчание.

— Одонье сказал, что вы подорвались на мине, — нерешительно проговорил он.

Старик махнул рукой, что, мол, все это уже не имеет значения.

— Мне требовалась замена, — объяснил он. — Пришлось пожертвовать англичанином, прилетевшим на «лизандере», которого я подобрал на поле. Сначала я держал раненого в подвале, а после переправил на «Разбойницу». Не нравился мне он: вредный старый зануда постоянно дергал меня, чтобы я свел его с парнями из Сопротивления. Военный специалист, только вот в какой области, не помню. Признаюсь, я его использовал без особых угрызений совести. Уверен, ты на моем месте поступил бы так же!

— Но вы его убили!

— Эх, сынок… кто-то ведь должен был меня заменить? Саданул его как следует прикладом по голове, переодел в свою одежду, натянул сапоги — словом, сделал все, что требовалось. Потом отволок на минное поле в то место, где, я знал, была закопана мощная мина — немцы же закладывали их прямо у меня под носом, эти чертовы мины! Уложил я англичанина под проволочным ограждением, а сам — в лес, и ну оттуда палить из охотничьего ружья, с которым ходил на кабана. Раздался взрыв, и от англичанина, я тебе скажу, мало что осталось. Тогда я вернулся на поле и сунул в обгоревшие тряпки свои наручные часы и еще кое-какие личные вещи, которые в Морфоне многие у меня видели. Ловко придумано? Эта операция напомнила мне романчики Агаты Кристи, которые твоя мать мне почитывала, когда я нанял ее приводить в порядок библиотеку…

Адмирал сидел к Жюльену слишком близко, и тяжелый старческий запах вызывал у мальчика отвращение. Одежда Шарля Леурлана находилась в плачевном состоянии: латаные-перелатаные обноски, почти лохмотья. Но еще хуже было лицо, которое Жюльен прежде знал лишь в обрамлении пышной седой бороды на манер Виктора Гюго. Лишившись серебряного руна, Адмирал обрел облик сухого старика с морщинистым личиком с кулачок и впалым ртом. Плохо прокрашенные усы совершенно теряли вид, если к ним как следует присмотреться.