ли что сказать тем, кому одиноко? Кого предали? У кого умерла мать?

Взгляд рабби Блума налился смутной тоской.

– Я понимаю, мистер Старк, как много вашей матери пришлось… перестрадать. И если вам угодно сорвать злость на Боге за пережитый ад, никто не вправе отказать вам в этом. Никто не в силах вам помешать.

Эван ничего не ответил; он, не отрываясь, смотрел на Зоар. Потер палец о палец.

– Но есть способы исцелиться, – продолжал рабби Блум. – Есть способы обрести силу в вере, даже если вера пошатнулась, даже если вера в лучшем случае сводится к сомнению. Никто не должен чувствовать, будто Бог о нем забыл.

– Вы не понимаете, – возразил Эван.

– Чего я не понимаю?

– Я не нуждаюсь в банальностях. Я отыскал свой путь.

– Путь к чему? – поинтересовался Ноах.

– Я работал над этим целый год. Он это видел. – Эван указал на меня. Я вспомнил, что Эван болтал в шуле на Рош ха-Шана и в школьной библиотеке, с Ницше в руках, и у меня засосало под ложечкой.

– Не знаю, о чем вы, – ответил рабби Блум, – и, если честно, знать не хочу.

Эван закрыл Зоар:

– Я искренне верю, что достижение удовлетворения здесь, на земле, зависит от того, сумеем ли мы раскрыть в себе способность уподобиться божеству. Если коротко, я считаю, мы должны допустить в себя Бога и так обрести силу, а не позволить Ему сокрушить нас.

Мне отчего-то вспомнилась строчка из Генри Джеймса: “Что же тогда нравственность, как не развитой ум?”[236]

Амир фыркнул:

– Ты теперь… кто? Эзотерик?

Эван пожал плечами:

– Я тот, кем меня сделал он. – Кивок в сторону рабби Блума. – Кем меня сделала утрата.

– Да, и все-таки, – не сдавался Амир, – это какая-то каббалистическая чепуха. Может, ты теперь и в фей веришь? Или в гоблинов?

– Разумеется, я не говорю о магии и чудовищах, – пояснил Эван. – Я имею в виду, что, согласно Зоару, традиционные условия нужно… пересмотреть, скажем так. Потому что не существует абсолютного зла. Разве не это доказывал Иден, когда мы спорили об интуитивизме? И разве вы не согласны, рабби, что к истине нас может привести что угодно, в том числе и альтернативная реальность, даже если сперва кажется, будто это табу? – Эван обвел нас взглядом и улыбнулся. – Этому учат и Йейтс, и Ницше, и кто угодно. Этому учит и Шир ха-Ширим[237]: Шкхора ани венавах. Черна я, но красива.

* * *

Вечером в пятницу Эван попросил нас собраться у озера после того, как наши родители закончат шаббатний ужин. Зачем – не сказал. Я торопливо жевал, к большому неудовольствию матери, перебивая тягучий отцов монолог о Парашат Трума[238] – в этой главе рассматривается вопрос о том, что значит для Бога (эйн ло демут ха гуф, ве-эйно гуф) обрести телесное прибежище и жить среди людей. Я мысленно произнес благословение в конце трапезы и сообщил родителям, что иду к Ноаху на десерт по случаю дня рождения одноклассницы.

Когда мы пришли на озеро, Эван лежал на скамье с косяком в зубах и вертел в правой руке скрученную полоску белой бумаги.

– Что это такое? – спросил Амир.

Оливер проворно выхватил у Эвана косяк.

Эван сел, поставив согнутую ногу на скамью.

– Это, – он протянул мне бумажку, – главный аттракцион сегодняшнего вечера.

Я опасливо развернул ее, щурясь в темноте.

– Тут пусто. – Я перевернул бумажку.

Эван достал ручку из кармана:

– Сейчас мы это исправим.

– Ничего не понимаю, – сказал Ноах. – И мама приготовила роскошные брауни. Ради чего я их бросил?

– Чур, остатки мне. – Оливер привстал на цыпочки, обхватил Эвана за плечи. – Брауни у Синтии выше всяких похвал.

– Извини, чувак, у нас сегодня в гостях родители Ребекки, и когда подают эти брауни, ее папа пленных не берет.

– Эх, не повезло.

– Давайте вернемся к нашему вопросу. – Амир нетерпеливо захрустел костяшками пальцев. – Что мы здесь делаем?

Эван отобрал у Оливера косяк и выпустил Амиру в лицо большую струю дыма.

– Я собираюсь провести эксперимент и хочу, чтобы вы были свидетелями.

Амир помахал рукой перед носом, разгоняя дым.

– Круто. Ты нас позабавишь каким-нибудь каббалистическим трюком? Прогуляешься по воде? Или вытащишь кролика из своей кипы?

– Нет, как бы заманчиво это ни звучало. Я напишу имя Бога на этом клочке бумаги и брошу его в воду.

Недоуменные взгляды. Оливер рыгнул, харкнул в траву.

– По-моему, приятель, у тебя поехала крыша, – произнес Ноах.

Нервный смешок Амира:

– Ты ведь шутишь, да? Я про каббалу сказал не всерьез.

– По-моему, он не шутит, – вмешался я, недоумевая, почему счел себя обязанным отказаться от приглашения Кайлы на десерт и вместо этого отправился наблюдать за очередным закидоном Эвана.

Амир осекся.

– И на кой черт тебе это понадобилось, могу я спросить?

– Чтобы посмотреть, что будет, – пояснил Эван.

– Полное имя?

– Все семьдесят две славные буквы.

– Между прочим, мои родители делают здесь ташлих[239]. – Ноах сунул руки в карманы, покачнулся и продолжал: – Может, не стоит? Может, это, я не знаю, кощунство?

– Почти все, что мы делаем, кощунство. – Эван покрутил ручку в пальцах. – Но я ничего такого не имел в виду. Признаться, сегодня меня больше занимает вопрос, я не знаю, достоинства, скажем так.

Я расправил закатанные рукава рубашки, прикрывая запястья.

– Ты хочешь знать, что с тобой будет? Покарают ли тебя?

– Чем дальше, тем больше мне кажется, что лучше тебе передумать. – Ноах взглянул на меня в поисках поддержки, но я пожал плечами. – Еще навлечешь на нас проклятие.

Эван затоптал окурок.

– С каких это пор ты веришь в проклятия?

– Не знаю, наверное, я… – Ноах запустил руку в волосы, провел по прядям на шее. – Просто мне кажется, кое-чего лучше не делать.

Эван зубами стащил колпачок с ручки и красными чернилами аккуратно вывел на иврите семьдесят две изящные буквы.

– Я предусмотрительно захватил с собой еще бумагу, – он похлопал по карманам черных джинсов, – если кто-то захочет тоже написать.

Никто не шелохнулся, даже Оливер. Ноах помрачнел.

– Отлично. Тогда любуйтесь, а я сделаю это за вас.

Амир отошел на несколько шагов:

– А если мы не хотим смотреть?

– Не смотрите. – Эван направился к воде. – Уходите.

– Окей, я должен спросить. – Очки Оливера туманил дым. – Что, если это сработает? Что тогда будет?

– Когда это сделал Моше, – ответил Эван, – он рассек Красное море.

– И добыл из-под воды останки Йосефа.

Эван ухмыльнулся:

– Верно подмечено, Иден. Я и забыл.

– Правильно ли я понимаю, – вмешался Амир, – что это не дурацкий прикол и ты в самом деле намерен сотворить чудо?

– Ничего не обещаю, – ответил Эван. – Просто хочу попробовать. Проверить, хватит