От внезапной слабости он пошатнулся, осторожно опустился на землю, снял рюкзак. Отполз обратно к вершине холма. Телефонная линия внизу была первым знаком человеческого присутствия на земле, увиденным ими за девять дней. В проводах перекатывались неспешные финские новости, кто-то кого-то, наверно, звал в гости, торговался, расспрашивал о здоровье, хвастал охотничьей удачей. Расстаться с этим так сразу, снова уйти в одиночество леса и тундры не было сил.

Илья лежал так тихо, что лемминг, высунувшийся неподалеку из травяной подушки, повертел острой мордочкой, ничего не заметил и спокойно уселся чиститься и умываться. Воробьи чирикали, перелетая по жестяным шапочкам столбов. Белая полярная сова плавно скользнула вдалеке к поваленной ели. И донесшийся издалека собачий лай тоже как-то вписался в череду мирных звуков и шевелений близкой человеческому жилью природы, не вызвал поначалу никаких мыслей об опасности.

Лай усиливался, делался все более азартным.

Потом как-то очень обрывисто смолк.

И тогда с той стороны, куда ушел Павлик, донесся отчетливый знакомый треск — автоматная очередь.

Чей-то оклик, свист — и еще одна.

Илья, забыв про рюкзак, забыв про все приемы осторожной ходьбы, вскочил и ринулся вниз, проскочил под телефонными проводами, взлетел по пологому склону, мимо примятого мха на месте их последнего привала и, задыхаясь, припадая за стволами, не чувствуя хлещущих веток, побежал — вперед? назад? просто не зная куда? — и так несся, пока не увидел бегущего ему навстречу человека — в изодранной одежде, со всклокоченной бородой, прихрамывающего, сжимающего в руке окровавленный охотничий нож.

1

Сотни кондиционеров надсадно гудели, выкачивая жару из залов и переходов аэропорта Кеннеди, но снаружи она накапливалась пластами, сгущалась, как кисель, зыбкой массой в июльском безветрии.

Пассажиры, выходя из дверей, чуть не бегом припускали к своим машинам, автобусам, такси, на ходу сбрасывая пиджаки, закатывая рукава, расстегивая пуговицы рубашек и платьев.

По телефону Лейда заверила Эмиля, что встречать ее не нужно, что она без труда найдет отель «Синий каньон», что все равно она не будет знать заранее, каким рейсом прилетит. Даже приплела что-то насчет возможной промежуточной посадки в Олбани — ненадолго, по делу. Конечно, выигрыш был ничтожен — побыть одной те лишних полчаса, что такси будет пробираться в водоворотах нью-йоркских улиц. Но голос Эмиля так был искажен чересполосицей разных интонаций, так быстро перескакивал от просительной, извиняющейся нежности к тону сердитого и не подлежащего обсуждению приказа, что ей нестерпимо захотелось отсрочить встречу. Раз уж нельзя отказаться совсем.

Такси ей досталось потертое и прокуренное, как старый бильярд. Тройная лента машин на шоссе подмешивала к жаре потоки выхлопных газов. И все же несколько сортов травы и кустарника научились каким-то образом выживать и в такой атмосфере — откос справа уверенно зеленел. Даже какие-то цветочки проглядывали там и тут, даже какие-то птицы вылетали прямо на асфальт, крутились там, сверкая красными грудками, и лишь в последний момент, с увертливостью матадоров, выпархивали из-под несущихся на них машин.

Лейда вдруг поймала себя на каком-то странном нетерпении. Нет, не Эмиля увидеть, еще чего не хватало, а другое: получить привезенные им распоряжения. Да, она получит очередные команды, инструкции и будет знать, как ей прожить следующий день, следующую неделю. В простом подчинении начальству и дисциплине явно крылось неведомое ей раньше освобождение от самой себя. Вечно колебаться, вечно выбирать между тем и другим, вечно вслушиваться в скрипучие качания внутренних весов… Сколько можно, зачем, ради чего так терзаться? Тем более что и весы, похоже, незаметно поистерлись, сломались посредине, и обе чаши упали вниз, оставив ее в полной растерянности, — кораблик без компаса, обломок крушения, который любая волна и любой порыв ветра крутили как вздумается.

Безоглядное подчинение, оказывается, имело и другие выгоды. Ведь стоило ей принять правила, установленные далеким московским начальством, заговорить его языком — и удалось добиться того, что было не под силу ни Архиву, ни полиции штата Ныо-Хэмпшир. Кажется, за всю жизнь она не испытала такой вспышки счастливой гордости, как в то утро, когда Сильвану, живую и невредимую, нашли в запертом фургоне, брошенном на поле для игры в гольф. Газеты хвалили шерифа за энергичные розыски. Архив пожертвовал пятьдесят тысяч долларов на закупку новых полицейских машин, но Лейда была уверена, что ни усиленные патрули на дорогах, ни специальные проверки в аэропортах и на автобусных вокзалах не заставили бы похитителей отказаться от их планов. Что просто сработал ее звонок из ресторана с омарами и кто-то крикнул зарвавшимся гангстерам по-хозяйски: «Фу! Оставить! К ноге!»

Она испытывала какую-то покровительственную нежность к Сильване, пыталась чаще видеться с ней, придумывать какие-то общие развлечения. Но та соглашалась неохотно, больше отмалчивалась. О Джерри вообще не хотела упоминать, сразу обрывала разговор. Она и Цимкер почти всюду появлялись теперь вместе — усталая, немолодая чета, поседевшая, много пережившая, все знающая друг про друга. Два раза в неделю Цимкер возил ее на прием к психиатру.

Такси прошмыгнуло в щель между двумя грузовиками, чиркнуло по пуговицам вывешенных на распродажу пиджаков, остановилось. Шофер обругал инфляцию, городской совет, водителя фургона, закрывшего ему выезд, мексиканцев, пролезших во все щели. Деньги принял важно и пренебрежительно. После прокуренной раскаленной коробки даже нью-йоркский воздух показался Лейде волшебным.

Эмиль был в номере не один.

С первого взгляда Лейда не узнала, даже улыбнулась слегка, но, когда человек быстренько перетасовал свое лицо в «сколько лет, сколько зим», чуть не отдернула руку.

— Да, вот так, Лейда Игнатьевна, — говорил Мышеедов, успевая поймать и цепко удерживая ее ладонь, — как говорится, «гора с горой, а человек с человеком…» А вы молодцом — не постарели, не растолстели… Да, от полковника сердечный поклон и всякие новости. Большие-пребольшие. Перемены предстоят, Лейда Игнатьевна, и какие!..

Он был все тот же — слабый актер из клубной самодеятельности, — только теперь к каждому штампованному ходу добавлялась почему-то еще и очень заметная порция подобострастия.

— Капитан, — вмешался Эмиль, — давайте уж так, как было уговорено. Не надо забегать вперед. Вы ждете в соседней комнате, мы тут спокойно разговариваем. А уж потом сядем вместе и обсудим детали.

— Я понимаю, я же не против. Тем более дела лирические, как в песне поется — «после стольких разлук»… Вот только…

— Никаких «только». Времени у нас — чуть не полдня. Вполне успеваем.

Мышеедов подхватил со стола пачку «Плейбоев» и «Хастлеров», попятился, кивая, к дверям, исчез.

Эмиль заставил Лейду сесть к столу, сам сел с другой стороны — прямо напротив, глаза в глаза, без всяких заигрываний. Что ж, и это ее устраивало. Начальник и подчиненная — чего проще.